Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса

Неясно, как образуются общественные фонды потребления, которые должны играть в фаланге большую роль (школы, театры, библиотеки, затраты на празднества и т. п.). В фаланге как будто нет ни отчислений из совокупного дохода на подобные цели, ни налогов на личные доходы. У Фурье есть лишь намек, что богачи будут обильно жертвовать на общественные цели.

Еще важнее вопрос о накоплении и его социальных аспектах. Поскольку опять-таки не предусматривается отчислений из совокупного дохода на капиталовложения, фонд накопления, очевидно, может складываться лишь из индивидуальных сбережений членов фаланги, формой которых может быть покупка акций. Но капиталисты из своих высоких доходов (да еще при уравнительности потребления) могут сберегать гораздо больше, чем прочие члены фаланги. Поэтому должна действовать тенденция к концентрации капитала и дохода. Возможно, опасаясь этого, Фурье и предложил описанную выше дифференциацию акций. Но в то же время, заботясь о привлекательности фаланг для капиталистов, он предусматривал возможность владеть акциями «чужих» фаланг. Вернее всего, эта система вновь и вновь рождала бы капитализм и самых настоящих капиталистов.

Эти и многие другие пороки системы Фурье заставляют сделать два главных вывода. Во-первых, утопический социализм не мог в силу исторических условий своего возникновения обойтись без мелкобуржуазных иллюзий и быть последовательным в проектах социалистического преобразования общества.

Во-вторых, заведомо обречены на провал все попытки предписать людям будущего обязательный образ действий и поведения, подробно регламентировать их жизнь.

Но не иллюзии и промахи видим мы в первую очередь в трудах Фурье. Гений его заключался в том, что он, опираясь на свой анализ капитализма, показал ряд действительных закономерностей социалистического общества. Замечательны мысли Фурье об организации труда, о превращении труда в естественную потребность человека, о соревновании. Фурье поставил проблему уничтожения противоположности между физическим и умственным трудом. Сохраняют свое значение его мысли о рационализации потребления, о расширении сферы общественных услуг, об освобождении женщины от домашнего труда, о свободе и красоте любви людей социалистической эры, о трудовом воспитании подрастающего поколения.

Глава девятнадцатая. Роберт Оуэн и ранний английский социализм

«В гостиной был маленький, тщедушный старичок, седой как лунь, с необычайно добродушным лицом, с чистым, светлым, кротким взглядом, — с тем голубым детским взглядом, который остается у людей до глубокой старости, как отсвет великой доброты.

Дочери хозяйки дома бросились к седому дедушке; видно было, что они приятели.

Я остановился в дверях сада.

— Вот кстати как нельзя больше, — сказала их мать, протягивая старику руку, — сегодня у меня есть чем вас угостить. Позвольте вам представить нашего русского друга. Я думаю, — прибавила она, обращаясь ко мне, — вам приятно будет познакомиться с одним из ваших патриархов.

— Robert Owen, — сказал, добродушно улыбаясь, старик, — очень, очень рад.

Я сжал его руку с чувством сыновнего уважения; если б я был моложе, я бы стал, может, на колени и просил бы старика возложить на меня руки…

— Я жду великого от вашей родины, — сказал мне Оуэн, — у вас поле чище, у вас попы не так сильны, предрассудки не так закоснели… а сил-то… а сил-то!»[197]

Так рассказывает А. И. Герцен о своей встрече с Оуэном в 1852 г., когда последнему было за восемьдесят.

Человек большого сердца

Роберт Оуэн родился в 1771 г. в маленьком городке Ньютаун (Уэльс) в семье мелкого лавочника, потом почтмейстера. В семь лет учитель местной школы уже использовал его как своего помощника, но еще через два года школьное образование Оуэна навсегда закончилось. Он служил учеником и приказчиком в мануфактурных магазинах Стэмфорда, Лондона и Манчестера. Книги удавалось читать только урывками.

Манчестер был в это время центром промышленной революции, особенно бурно развивалось здесь хлопчатобумажное производство. Для энергичного и дельного юноши, каким был Оуэн, скоро представилась возможность выйти в люди. Сначала он, взяв у брата взаймы деньги, открыл с одним компаньоном небольшую мастерскую, изготовлявшую прядильные машины, которые в то время быстро внедрялись в промышленность. Потом завел собственное крохотное прядильное предприятие, где работал сам с двумя-тремя рабочими. В 20 лет стал управляющим, а затем и совладельцем большой текстильной фабрики.