Юность олигархов

— Ты что, сынок? — испуганно отшатнулась от Нура благообразная бабуля с гирляндой серых домовязанных носков.

— Уровень радиации замеряем, — объяснил Нур. — По специальному распоряжению Лужкова.

— Нур, кончай дурью маяться, — смеясь, крикнул Гоша. — Чего он там бабок пугает? — обернулся он к Лёвке. Но тот его не слушал — идеи бурлили в его голове, как харчо в скороварке.

Гоша остановился, поджидая Нура. Тот, наконец, оторвался от странного занятия, доставлявшего ему явное удовольствие. В этой части Лужи торговали в основном безо всяких лицензий и разрешений. Оттого и были коробейники пугливы, как дикие кролики.

— Видал, какую машинку мне племянник привез? — похвастался Нур, из руки показывая приборчик. — Из Японии, между прочим.

— Какой племянник? Семнадцатиюродный? — традиционно съехидничал Лёвка.

— На сей раз всего лишь четырнадцати, — уточнил Нур. — Это, к вашему сведению, индивидуальный дозиметр. Такой вот прибор каждый уважающий себя японец в кармане носит, — объяснил он для совсем уж непонятливых, глядя на показания приборчика. — В нашей Луже всё пределах нормы, — деловито подытожил он, резким движением отбрасывая назад сбившуюся прядь длинных волос. Шапок он не носил принципиально. В крайних случаях лыжно–спортивные, но уж никак не меховые.

Дальнейшая инспекция пошла куда как веселее. Даже Гоша, не говоря уж о мгновенно увлекающемся Лёвке, вошёл в раж. Они перемеряли радиацию у всех носочных бабушек и примеривались уже к тёткам с кофточками, когда заметили случайно затесавшегося в промышленные ряды мужичка в высоких валенках на резиновом ходу.

Мужичок торговал грязно–зелёными, цвета ношеных долларов раками. Раки угрюмо норовили цапнуть корявой клешнёй мудрёный аппаратик, но, по мнению господина Гейгера, сами были в полном экологическом порядке. Пьяноватый мужичок, распространяя неземные ароматы многодневного перегара, страшно обрадовался, когда узнал о высоком качестве своего товара. А когда Лёвка купил товар оптом, вместе с полосатым пакетом, мужичок смог вымолвить лишь сакраментальное, российское:

— Бля…

— Зачем они тебе? Конкурентам в шапки подкидывать? — поинтересовался Гоша.

— Проект «Капкан», — улыбнулся Нур.

— Вечером сварим. Празднуем же у тебя? — Лёвка обернулся к Нуру, одновременно отслеживая, чтобы раки резвились в пределах пакета. Но те, вялые, зимние, лишь шевелили усами. — Смотри–ка, Нур, а усы у них погуще твоих будут!

Они веселились, как щенки, впервые выпущенные на свободу. За это и любил Гоша своих друзей — за пылкую непосредственность и неистребимую жизнерадостность. Он наблюдал за ними чуть снисходительно, как старший, или, если угодно — как вожак стаи. Наблюдал внимательно, по–отечески.

Но кто–то, кажется, наблюдал и за ним. Гоша прямо затылком почувствовал чей–то взгляд. Секунду помедлив, он резко обернулся. Его собственный взгляд упёрся в ленинские коленки. Никого иного, кроме огромного, выкрашенного серебряной краской вождя на фоне большой спортивной арены не наблюдалось. А сам Ильич взирал куда–то в небо пустыми глазницами. И всё же Гоша голову бы на отсечение дал, что кто–то на него только что смотрел. Пристально и недобро.

Если кажется, перекрестись, вспомнил он присказку, но креститься не стал. Лишь усмехнулся и ускорил шаги.

По правую ленинскую руку как раз и располагалось их детище, предмет заботы, стыда и гордости. С заботой все было ясно — бизнес он и есть бизнес, хоть большой, хоть малый. С альянсом стыда и гордости все обстояло несколько сложнее, но тоже вполне объяснимо.

С одной стороны, люди с их образованием — всё ж‑таки лучшие столичные вузы! — могли бы изобрести дело и попрестижнее, нежели торговля шапками на рынке, пусть и самом крупном в стране, Лужниковском. С другой же стороны, бизнес вполне успешно развивался, что давало гордую надежду когда–нибудь с него соскочить и заняться чем–нибудь посолиднее. Ну, например, нефтью. Об этом несметном и нереальном клондайке любил помечтать в минуты радужного отдохновения Лёвка. Остальные лишь пожимали плечами: уж куда–куда, а к этой кормушке точно не подлезешь. Даже чтобы встать в очередь к скважине, уже своя очередь в пару миллионов человек топчется, с ноги на ногу переминается.

Так что пока оставались шапки, которые, к тому же, вдруг взбунтовались и перестали как должно доиться, то есть продаваться. И это в самое преддверие Старого Нового года! Разгар шапочного разбора!

Вполне пристойный алюминиево–стеклянный павильон с мигающей вывеской «Царь–шапка» и узнаваемым абрисом Царь–колокола, увенчанного шапкой–мономахой, располагался на очень бойком и солидном месте.

Лёвка, толкнув дверь плечом, вошел в магазин первым.

Увидев, что пришли хозяева, притом практически в полном составе, девчонки–продавщицы, рыженькая и толстенькая, мгновенно выдали светски–приторные улыбки и подскочили к полкам, имитируя бурную деятельность. Было ещё очень рано — магазин открылся всего десять минут назад, и покупателей пока не было. Обычно массовый клёв начинался часиков с одиннадцати.

— Здравствуйте, — поздоровался и Гоша с Оксанами.