Действительно, с появлением закрытых кабин я наладился летать в кепке с надетыми поверх нее наушниками, благо сколько-нибудь веских причин стягивать голову тесным шлемом не видел.
‹…›– Ты просто вольтерьянец, – заключили мои коллеги.
Слово „нигилист“ тогда еще не вошло в моду. В противном случае они, конечно, пустили бы в ход и его.
Неприязнь к шикарной фразе „Экипаж, взлетаю!“ я почувствовал с тех пор, как однажды услыхал ее из уст летчика, который работал только на легкомоторных самолетах и перед взлетом гордо изрекал ее, адресуясь к „экипажу“ в составе… одного человека.
Но, конечно, это была не единственная и не главная причина.
Дело в том, что, кроме „текста“, с которым командир обращается к экипажу, огромное значение имеет интонация.
Иногда она должна быть подчеркнуто спокойной, размеренной – это когда надо снизить тонус нервного напряжения на борту. Иногда, если возникает угроза разнобоя, нечеткости или, еще того хуже, паники, – необходима резкая, требовательная интонация, даже окрик. А чаще всего к месту бывает шутка – обычная добрая человеческая шутка. Она помогает работать веселей, – а хорошо работать можно только весело! Юмор – то, что отличает человека от прочих живых существ и даже таких совершенных созданий человеческого гения, как кибернетические машины будущего (эпитет „совершенный“ легче всего прилагать к явлениям будущего). И грешно было бы не использовать столь могучее средство для создания нужной атмосферы на борту самолета в испытательном полете.
По моим наблюдениям, „поехали“ отлично снимало то едва уловимое напряжение, которое почти всегда возникает в машине, особенно опытной, перед стартом. Ну, а со временем эта форма информации экипажа о начале взлета, конечно, просто вошла у меня в привычку…»
Так и появилось знаменитое «Поехали!», которое в апреле 1961 года станет знаменитым на весь мир.
Для контроля за физическим и психологическим состоянием слушателей-космонавтов Даревский пригласил «своих» медиков-физиологов из 28-го отдела. Ими стали Андрей Михайлович Клочков и Леонид Александрович Китаев-Смык. Их участие сводилось к наблюдению за тренировками, опросу будущих космонавтов с целью определить степень их возбуждения или утомления. Китаев-Смык позднее свидетельствовал, что тренировки проходили деловито, напряженно, но спокойно.
С 10 декабря слушатели, помимо обучения в филиале ЛИИ, ездили в Сокольники, в Центральный авиационный госпиталь, где проводились тренировки в «тепловом макете объекта Восток-3А» – под этим названием фигурировала термокамера, снабженная креслом, элементами системы регенерации и терморегулирования, которые предполагалось использовать на реальных космических кораблях. В «тепловом макете» слушатель должен был «шкурой» почувствовать различные режимы работы систем жизнеобеспечения корабля в течение суточного полета.