Юрий Гагарин. Один полет и вся жизнь. Полная биография первого космонавта планеты Земля

Конструкторы ракеты-носителя и космического корабля действительно присутствовали в Георгиевском зале. И действительно ни один из профанов не мог сказать, кто они. Оставалось, как и говорил Хрущёв, определять «по носу и цвету волос». Важнее в этом спиче было твердое заявление главы государства о том, что имена создателей ракетно-космической техники станут известны общественности не завтра и даже не послезавтра: «по соображениям нашей безопасности» они останутся засекреченными еще много лет – вместе со своими полигонами, бюро и опытными заводами.

С появлением Юрия Гагарина у штатных идеологов и пропагандистов отпала необходимость выдавать за работников ракетно-космической отрасли ученых, причастных в лучшем случае к вопросам газодинамики, как, например, академик Лев Иванович Седов, которого в западной прессе называли «отцом спутника». Теперь на любые вопросы о советских достижениях в области внеземной экспансии мог ответить первый космонавт. Но перед тем нужно было подготовить такую официальную версию истории космонавтики, которая не подрывала бы «безопасность», но при этом демонстрировала бы «научное богатство» Советского Союза. Задачка оказалась не из простых.

Глава двадцать девятая

Во имя рекордов

Отсчет истории фальсификации итогов полета Юрия Гагарина нужно вести с 8 апреля 1961 года, с момента принятия принципиального решения. Генерал-лейтенант Николай Петрович Каманин в тот день записал в дневнике (цитирую по книге «Скрытый космос: Книга первая», 1995):

«Под председательством [Константина Николаевича] Руднева состоялось заседание Государственной комиссии по пуску космического корабля „Восток-3А“. Рассмотрели и утвердили задание на космический полет, составленное и подписанное мной и Королёвым.

‹…›

Первый вопрос: кто полетит? От имени ВВС я предложил первым кандидатом на полет считать Юрия Алексеевича Гагарина, а Германа Степановича Титова – запасным. Комиссия единогласно согласилась с моим предложением. По второму вопросу – о регистрации полета как мирового рекорда и о допуске на старт и в район посадки спортивных комиссаров – маршал [Кирилл Семёнович] Москаленко и [Мстислав Всеволодович] Келдыш выступили против. „За“ выступили Королёв и я, нас поддержал Руднев. Постановили: полет оформить как мировой рекорд, но при составлении документов не допустить разглашения секретных данных о полигоне и носителе».

Логика противников регистрации рекордов Гагарина в Международной аэронавтической федерации (FAI, Fédération Aéronautique Internationale) была проста: правила требуют раскрытия подробностей о месте старта (военном полигоне Тюратам) и о конструкции летательного аппарата (межконтинентальной баллистической ракеты «Р-7» и космического корабля «3КА», унифицированного с фоторазведчиком «2К»), а эта информация относилась к наиболее засекреченной в Советском Союзе. Кроме того, рекорд регистрировался только в том случае, если пилот всю миссию находился в кабине, для подтверждения чего спортивные комиссары направлялись на старт и в район посадки, однако в случае «Востока» при нормальном развитии полета пилот катапультировался.

Получалось, что смысла связываться с FAI по большому счету нет: приоритет и так был бы зафиксирован после полного завершения орбитального витка, а остальное – нюансы. Но для Королёва, Каманина и присоединившегося к ним Руднева регистрация рекордов означала признание в мировом историческом контексте, без возможности оспорить его, как часто бывает с национальными достижениями. Члены Госкомиссии нашли компромисс (вероятно, не самый лучший из возможных): оформить рекорды как положено и при этом дать информацию в таком виде, что никто не сможет воссоздать по ней реальные параметры ракетно-космической системы.