То есть на основе публикаций в центральной прессе картина завершающего этапа полета складывается вполне конкретная: первый космонавт приземлился вне спускаемого аппарата, под собственным парашютом (в действительности под двумя парашютами), что подтверждают и свидетели, находившиеся на месте, и авторитетный академик, участвовавший в подготовке космического рейса. Что еще нужно? Но FAI при регистрации рекордов требовала, чтобы пилот находился внутри летательного аппарата, а спортивный комиссар встречал его на месте приземления. Ни то ни другое советская сторона предъявить не могла, поэтому пошла на прямой подлог.
Всякие упоминания о катапультировании и отдельном приземлении тщательно вычищались из любых открытых публикаций. По этой же причине, очевидно, был полностью засекречен доклад Гагарина перед Госкомиссией, а в его книге «Дорога в космос» вопрос освещен уклончиво (цитирую по изданию 1961 года):
Видимо, опытные публицисты Сергей Александрович Борзенко и Николай Николаевич Денисов, делавшие литературную запись воспоминаний Гагарина, подстраховались на тот случай, если правда вскроется, – репутация первого космонавта должна была остаться безупречной: вышеприведенный текст можно интерпретировать в пользу любого из вариантов приземления.
Другое дело – спортивный комиссар Иван Григорьевич Борисенко. Ему поручалась довольно щекотливая задача – подтвердить то, чего никогда не было, а именно: Гагарин находился в спускаемом аппарате до соприкосновения с землей и сам Борисенко встречал его на месте посадки.
В первых публикациях на эту тему спортивный комиссар еще был осторожен: (цитирую по статье «Мировые рекорды Юрия Гагарина», журнал «Радио», 1961, № 7):