Михаил Александрович Захарчук

Юрий Никулин

Война. Арена. Кино

100 лет Великому Артисту

© Захарчук М.А., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

Предисловие Максима Юрьевича Никулина, генерального директора и художественного руководителя Цирка на Цветном бульваре

– Максим Юрьевич, у меня к тебе большая просьба: расскажи о своем отце. И все, что ты о нем сейчас вспомнишь, пусть будет своеобразным предисловием к книге о дорогом моему сердцу однополчанине, добром старшем товарище и просто замечательном человеке.

– Сказать по правде, многие люди пишущие не забывают моего отца. Меня это не может не радовать. Вот и ты написал о нем книгу. Ценю и благодарю. Среди прочих вопросов от вашего брата встречается и такой: какими эпитетами можно охарактеризовать Юрия Владимировича? И я всегда отвечаю, что мне хватит одного определения. Есть такое, не самое нынче ходовое понятие, как благородство. Оно включает в себя комплекс положительных качеств: честность, порядочность, искренность, самоотверженность, доброта, любовь. Как раз все то, чего сейчас остро не хватает всем нам. Так вот, отец был буквально «набит» этими дефицитными нынче качествами. Более благородного человека – не по родству, а по состоянию души – я в своей жизни не встречал. Он обладал уникальным свойством, я называю его квазиискренностью – это абсолютное отсутствие второго плана. Всегда и со всеми Юрий Владимирович был настоящий, подлинный, без того, что именуется «себе на уме». Никогда не подстраивался под собеседника. С президентом страны, с министром, с шофером, со мной, с внуками, с дворниками он говорил одним и тем же языком: простым, понятным, искренним.

У отца было очень много товарищей, коллег, приятелей. А вот настоящих друзей – мало. Очень близким другом был Марат Вайнтрауб – юрист, с которым они практически всю войну прошли вместе. Он был свидетелем на свадьбе моих родителей, а через год женился на маминой сестре. Таким образом, они стали не только друзьями, но и родственниками. И мы все вместе – с бабушками, их семьями, детьми – жили в коммуналке в одном из переулков Арбата. «Колхоз «Гигант» было написано на нашей входной двери, потому что там – в пяти комнатах – только нас проживало 18 человек, а еще и соседи. При этом все отлично уживались, помогали друг другу, не было ни ссор, ни конфликтов.

Когда отцу выпадала возможность заняться хлопотами по поводу новой для нас квартиры, он их игнорировал. С одной стороны, ему жалко было уезжать от дружной компании родных. Ну а с другой – папа говорил: «А зачем нам большое жилье? Мы же все время в разъездах, сюда приезжаем максимум на месяц». В итоге наша семья получила отдельную квартиру почти насильно. Когда отец в очередной раз пошел решать квартирный вопрос для кого-то из артистов цирка, председатель Мосгорисполкома – Промыслов, кажется, тогда был – поинтересовался: «А у вас-то самого как обстоят дела с жилплощадью?» «Все в порядке, – бодро ответил отец, – отлично живу в коммуналке». Тот, понизив голос, сказал: «Товарищ Никулин, зачем вы так фрондируете? Это же несерьезно. Стольким людям помогли, а сами ютитесь в коммуналке. Вот вам ручка и бумага – пишите заявление. Прямо сейчас, здесь, при мне, пишите!» Вот таким образом мы и получили квартиру. Я тогда учился в 9-м классе.

Сказать откровенно, меня долгое время обижало то, что отец постоянно просит за чужих людей, их детей, а за меня – никогда и ни перед кем. Мне даже казалось, что он меня не любит. Но с годами я стал осознавать, что его любовь ко мне безмерна. И поступал он так не от невнимания к родному сыну, а просто в силу того, что я все время рядом и, мол, в случае чего, мне всегда успеется помочь, а тем людям нужно немедленно оказать поддержку. Когда я это для себя уяснил, сразу успокоился. А вообще, когда отец «дорывался» до меня, мы проводили вместе очень много времени: он сочинял мне рассказы, показывал диафильмы, мы ходили на демонстрации, гуляли по Москве, папа показывал, где раньше жил, рассказывал о своем детстве. Он же был чудным рассказчиком.

А я был, мягко говоря, не самым прилежным учеником, и в основном в мою школу ходила отдуваться бабушка. Изредка – мама, когда бывала в Москве. А папа никогда. Принципиально, даже в редкие паузы между гастролями. Но единственный раз все-таки зашел. На выпускной вечер. По моей просьбе. Дело в том, что нам, выпускникам, разрешили отмечать знаменательное событие с вином, хотя официально это было запрещено. И тут выяснилось, что в нашу школу направляется комиссия из РОНО. Директриса в связи с этим впала в предынфарктное состояние, завуч побелела как стена. Вот тут я и обратился к отцу. Он приехал немедля, встретил комиссию и увел в пионерскую комнату. Собственно, на этом все закончилось. Расходилось начальство оттуда очень веселым.