Юрий Тынянов

Метафора задана с самого начала и с самого начала разрешается. Тайна метафоры не соблюдена: она подготавливает поражение, как перед главой о восстании были подготовлены "в Петропавловской крепости ремонтные балки, из которых десять любых плотников могут стесать в одну ночь помост".

Вот как метафора складывается в тему:

"Они (Рылеев, Трубецкой. - А. Б.) не могли прекратить грозного, оцепенелого стояния площадей, которое было взвешиванием.

Взвешивалось старое самодержавие, битый Павлов кирпич...

Перевесил кирпич и притворился гранитом".

Все восстание - взвешивание, взвешивание положения, позиций, количества войск. Взвешивание, колебание весов: то на одну, то на другую чашку подбрасываются солдаты, перебежчики, сумерки, орудия.

Взвешивание сделано так:

"В атаку на мятежников ведет конногвардейцев эскадронами генерал Орлов".

"Атака отбита.

И начинается безмолвное стояние... Потому что теперь решают морозные, обледенелые площади, а не воля отдельных людей".

Между старым самодержавием и мятежниками создается неустойчивое равновесие.

Но время идет. Восставшие топчутся на месте. Николай собирает силы.

На правительственную чашку подбрасывается подкрепление. ("У Николая была теперь рота преображенцев и лошадь"). Равновесие колеблющееся, шаткое ("А у мятежников Московский полк").

Неожиданно чашка весов снова начинает крениться в сторону восставших: едва не потерян дворец ("...к самому дворцу от Миллионной бежит густая беспорядочная толпа лсйб-гренадеров с ружьями наперевес... Вот их пропускают в Дворцовый двор"). Но по какой-то непонятной причине проникшие во дворцовый двор лейб-гренадеры возвращаются назад ("Но толпа гренадеров опять показывается в воротах"). Снова равновесие.

Потом Николай допускает грубую ошибку, в результате которой "четыре восставшие роты лейб-гренадеров идут на Петровскую площадь".

Равновесие неустойчиво. Все неопределенно и тревожно.

Взвешиваются силы.

Правительственные войска:

"Конная гвардия... три роты московцев... Семеновцы... Второй батальон преображенцев и три роты первого соединяются на правом фланге с конными лейб-гвардейцами... Павловский полк..."

Восставшие войска:

"Московцы... Гвардейский экипаж... Лейб-гренадеры..."

"Но кто понимает что-нибудь в этом странном, колеблющемся стоянии площадей?

Рылеев - он не мог вынести шума, потому что за шумом услышал тишину весов, на которых стоят две чашки, и ушел с площади, опустив голову.

Генерал Толь, который послал за артиллерией, - он не знает никаких чашек и никаких весов, а только хорошо понимает, что от пушечных выстрелов люди падают.

Ничего верного в соотношении сил".

"Если дело затянется до ночи - победа сомнительна.

Кто знает, что выйдет, если вся чернь примкнет к бунтовщикам?.. Ночью дело темное, ночью дело сомнительное".

И вот тогда на правительственную чашку опускается "батарея гвардейской артиллерийской бригады". А когда "генерал Сухозанет получил от генерала Толя приказ: пальба орудиями по порядку", взвешивание заканчивается, и под орудийный залп начинается тема разгрома.

Но до пальбы в романе все время взвешиваются силы и идет спор, в котором стороны вынуждены считаться друг с другом. Эти весы, равновесие, два лагеря и неопределенность, которую смогла разрушить только картечь, снимают ощущение фатальной обреченности. Историчность "Кюхли" - в споре, в двух лагерях, в отсутствии абсолютной победы. В "Смерти Вазир-Мухтара" никаких лагерей нет и нет никакой неопределенности. Есть победители, повышенные в чине, и абсолютная убежденность победителей в своей правоте.

Хорошо сделанное в искусстве - это далеко не всегда хорошо и подробно описанное. Пропуск описания в художественном произведении - это не упущение, а способ освещения материала. И это такой же художественный прием, как и художественно описанные события, люди, портреты, пейзажи. Так звук в музыке может быть заменен паузой, выразительное значение которой сомнению но подлежит.

Так выразительно в романе разрешена тема народа.

Главное выразительное достоинство приема в том, что эта тема опущена. Она заменена насыщенной значением паузой.

Писатель поступает так, потому что народ не играл в декабризм"; существенной роли. Тынянов понимал, что, являясь главным действующим лицом истории, народ далеко не всегда может выйти па авансцену. Поэтому тема сводится к нулю, как только начинается восстание, в котором народ участии нe принимает. Но в романе он не просто опущен. Он опущен именно в сцене на Петровской площади. Это использовано как композиционная метафора, которая должна раскрыть изолированность декабристов и показать причины превращения восстания в военный бунт.