Поиск ответа на один из важнейших вопросов, которым была всегда занята русская литература, — на вопрос о человеческих качествах исторического деятеля — многие годы тревожил писателя. Попытка Тынянова решить этот вопрос как самостоятельный, то есть решить его только для человека без его деятельности, кончилась неудачей. По-видимому, качество человека состоит из нравственных свойств и совершенного дела.
В «Восковой персоне» и «Малолетном Витушишникове» были разные варианты решения, но человек и его дело связаны не были, и оказалось, что рассказы написаны о непрочности, преходящести исторического деяния, о том, что жизнь неизменна и страшна и никакие преобразования не в состоянии изменить предначертанного хода событий. Все недвижно и неизменно, и жизнь как была гнусной до победы торгового капитала над землевладельческим дворянством, так и осталась гнусной после победы.
Умер царь Петр, и все, после трех с половиной десятилетий его великой работы, становится наконец опять на свое место. Великий человек умирает, и все притихли и ждут, когда он умрет, потому что снова тогда вернется прежняя жизнь. Дело даже не в том, что она лучше новой, а в том, что новая жизнь ненастоящая и временная. Историю можно потревожить, вывести на несколько лет из равновесия, но долго так продолжаться не может. Когда бросают в пруд камень, вода приходит в движение, но это временно и преходяще, потому что камень утонет и вода успокоится. Истинное состояние воды — спокойствие, гладкая поверхность. Мысль эта периодически возникала в русском общественном сознании и наибольшее распространение получила в пору сомнительных побед славянофилов над западниками. Впоследствии эта идея возрождалась не один раз.
История текуча, изменчива и непостоянна. Ее испытывают на каждом шагу, и она не выдерживает испытания. Если взлетит на воздух Литейный двор, то «придет старое царство», если не взлетит, то не придет. Исторические судьбы России зависят только от того, взлетит или не взлетит Литейный двор. Мотивировка сначала конкретна: «И если взлетят на воздух (бомбенные запасы. —
«Подняли ветхие заплатанные паруса перед Литейным двором для того, чтобы огородить ветер, и они надулись. Как будто другой флот собрался убегать от новых шведов». Паруса упомянуты многократно. «Приходили странные времена к варварам, и неизвестно, что за паруса и для чего они нужны именно на суше». Паруса нужны для того, чтобы стало ясно, что «странные времена» наступили снова, и для того, чтобы связать конец царствования с началом, со шведами, когда еще ничего не было: ни коллегий, ни бань, ни монументов, ни самого города Санкт-Петерсбурска, когда были только поражения, военные неудачи и унижения.
Преходящесть исторического деяния уравнивает в значении важное и второстепенное, большое и малое, живое и мертвое, реальное и иррациональное. Поэтому умирающий Петр равно думает об отечестве, которое не на кого оставить, и о таракане. Смерть его написана в эсхатологической тональности, как конец века, конец истории. И его смерть восстанавливает все убитое им, а сам он после смерти возрождается восковым подобием, которое, как он при жизни, влияет на судьбы людей и события. Восковое подобие отправляют в куншткамору, где оно живет вместе с заспиртованными уродами. Но и здесь оно выражает свою державную волю. Петр равен своему восковому подобию. Восковое подобие равно заспиртованным уродам, монстрам и натуралиям куншткаморы. Все, что происходит в куншткаморе, подобно тому, что происходит в стране. Страна равна куншткаморе. История России после Петра равна истории России до него. Большое равно малому, реальное — фантастическому, катастрофа (пожар) — шутке.
Оказывается, никакого пожара не было, реальной была только вода, и дикая выходка императрицы — первоапрельская шутка Екатерины Алексеевны, обманувшей всех — будто пожар. И еще авторская уверенность в том, что между царством новым и царством старым никакой разницы нет, что «жизнь без начала и конца», неизменная, неизменяемая и не подлежащая изменению, и что история не существует. Ничего не было. Никакого пожара не было, была только пушечная пальба по приказу императрицы — пожарная тревога. Была шутка.