Юрий Тынянов

Грибоедов был старше Кюхельбекера лишь на два года, но в романах Тынянова они представляют разные Эпохи. Попытка Грибоедова как-нибудь соединить переломленное на Петровской площади время кончается гибелью. Выпавшему из времени человеку, ушедшему от своей молодости и оказавшемуся чужим людям новой Эпохи, пристанища нет, убежища нет.

Всю жизнь он ищет убежища.

В «Кюхле» это загнало его на Кавказ. «Здесь, по крайности, пунктум. Край забвения (последние слова Грибоедов произнес почти с удовольствием)». Это сказано на первой странице главы о Кавказе, а на последней странице рассказано, как он собирается бежать с Кавказа и останавливается в последнюю минуту: «Не могу отважиться в любезное отечество».

С поисков убежища начинается «Смерть Вазир-Мухтара», и заканчивается роман описанием рва, куда бросили изуродованное тело, и дощатого ящика, в котором везли «Грибоеда».

Первая мысль, которая приходит ему в голову, когда он видит чаадаевский дом, такая: «Приятное убежище, должно быть». Это после того, как его выпроводили из ермоловского дома.

Роман начинается с приезда, ездит же он не здороваться, а прощаться.

Ездит Грибоедов прощаться. Трудно примириться сразу с тем, что все кончено. Люди, к которым он является, никого не принимают, но особенно не принимают его. Встреча с Ермоловым предварена фразой о двери, готовой каждого гостя вытолкнуть. Подчеркнуто: «Особенно его». У Чаадаева его выталкивает уже не дверь, а сам хозяин.

«— Говоря откровенно, я никого не принимаю.

— И тем больше не хотели меня».

И вот наконец впервые он «ощутил прикосновение надежной щеки». Он сидит со своим старым другом.

Старый друг рад Грибоедову от души, потому что «Грибоедов был Грибоедов». «Сердце мое, — говорил Бегичев, — ты нисколько не переменился». «Степан Никитич тащил Грибоедова к окну убедиться, что он тот же, и убедился».

Единственный человек из старых знакомых, который в этом убеждается и который не замечает то, что сразу заметили Ермолов и Чаадаев, — человек не очень проницательный и не очень умный. Не очень проницательный и не очень умный человек говорит: «Тебе в Москве не хорошо будет… Люди другие пошли. Тебе с ними не ужиться». И сразу — про «Горе от ума». (Он думает, что Грибоедов остался таким, каким был, автором «Горя». Такому человеку, конечно, в Москве не место.) Друг советует ему Персию, советует к Паскевичу. А он «как загнанный». Ему некуда деваться.

И вот оказывается, что дом, который показался ему впервые за этот трудный день убежищем, чужой. «Так сидят два друга, и английские часы смотрят на них во весь циферблат. Так они сидят до поры до времени. Потом один из них замечает, что как бы чужой ветер вошел в комнату вместе с другим… Он уже… не знает, что с ним делать. У него, собственно говоря, есть желание, в котором трудно признаться, — чтобы другой поскорее уехал».

Тогда Грибоедов уезжает от Бегичева, как перед этим уехал от Ермолова, от Чаадаева. Ото всех, кому был рад и кто был рад ему, когда он, когда все были молоды, в далекую, уже забытую пору, два года назад. Тяжелая дверь вытолкала его из прошлого.

«Где найдет он странноприимный дом для крови, для сердца?»

И оказывается, что единственная надежда — это проект. Ради него он готов был на все. «Ценою унижения надлежало добиться своего. Paris vaut bien une messe». 06 этом он думал, вытолкнутый Ермоловым. О проекте он говорил с Чаадаевым, слушающим с рассеянностью и сразу все понявшим. Торжественными словами — «Запечатанный пятью аккуратными печатями, рядом с Туркменчайским — чужим — миром лежал его проект» — заканчивается глава о Москве, о прощании с прошлым.

Постепенно в романе отмирают старые связи. Грибоедов прощается с домом, в котором родился, с Москвой, с людьми, которые были ему дороги и которым он тоже был дорог, прощается с молодостью, со своим прошлым. Он приехал со смутным желанием, чтобы все вернулось, но уже без надежды на то, что вернется. Он далеко едет, он едет умирать. Едет по Москве Грибоедов — прощаться. Вся первая глава — прощания. А его не прощают. И вся глава идет под эпиграфом «Величайшее несчастье, когда нет истинного друга»[136]. И кончается она — чтобы друг поскорее уехал. «Прощайте, добрые люди, прощайте, умные люди!» Но люди не добрые, и жалко ему прощаться не столько с ними, сколько с иллюзиями, которые у него были на их счет.

Тема убежища все время идет рядом с темой бегства. Вместе с мыслью о бегстве приходит мечта о несуществующем государстве и об идиллии в Цинондалах.

Встречи с Ермоловым, Чаадаевым и Бегичевым прослоены тоненькими главками — размышлениями об этих встречах. Ездит Грибоедов по Москве, размышляет. Размышления его невеселы: Персия, Молчалин, утраченная молодость. Внешняя мотивировка главок-размышлений — найти наконец решение, решить, решиться. Решение необходимо. Какое же можно найти решение, когда «все кажется неверным», все двойственно, все раздвоено? С одной стороны… С другой стороны…