Юся и эльф. Все любят котиков

Песнь его пробивается сквозь окно, сквозь колючие плети малины, которая притворяется неживой, сквозь стекло, затянутое изморозью. И бьет, режет по нервам, заставляя сильнее сосредоточиться на том, что я делаю.

А что я делаю?

Пентаграмма готова.

Череп лежит.

И рука демона, выбравшись из шкатулки, едва-едва шевелит пальцами. И чувствую, что сил у него не осталось, что там, за краем мира, тоже бывает несладко.

Погоди.

Скоро уже.

Одна за другой загораются свечи. И тьмы становится больше. Такие уж свечи, что пламя их лишь сгущает ее. Тени жмутся к углам, дрожат, а лицо того, кто продолжал притворяться человеком, вытягивается. И черты плывут.

И я понимаю, что для него плоть подобна глине. Хочет, это вылепит, хочет, что другое. И тьма внутри оживает, нашептывает, что у него вполне получится.

Что он силен. Сильнее демона, из которого выпили почти все силы. И точно сильнее меня. Я ведь никогда-то талантом не блистала, скорее наоборот. Так на что рассчитываю?

Не лучше ли и вправду заключить сделку?

Ему нужен некромант. Сейчас. И в будущем понадобится. Так почему бы и нет? Что мне до людей? Никогда-то они не отличались благодарностью. Вспомнить хотя бы, сколько раз меня обманывали, обещая одно, а после отказываясь платить? Скрываясь за отговорками, юля, давя на жалость… соседи? Не лучше. Если меня вдруг казнят, они в первых рядах станут, чтобы точно ничего не пропустить.

Остальные…

Плевать.

А не люди?

Эльфы? Матушка Эля только обрадуется. Скажет, что всегда знала, какая я дрянь. А Эль… он разочаруется. Но ведь рано или поздно, он все равно разочаруется. Поймет, что я далеко не так совершенна, как любая из его народа. И наш брак станет в тягость.

Наши дети…

…если они будут еще.

Тьма знает, о чем говорить, и чтобы не слушать ее, приходится прикладывать немало усилий. Я справляюсь. Пока справляюсь.

Пламя со свечей переползает на пол. Оно разрастается само, создавая удивительной красоты узор. И я завороженно наблюдаю. Просто наблюдаю.

– Жаровня, – резкий окрик приводит в чувство.

И угли загораются, повинуясь моему слову. Я сыплю травы, и кухню затягивает удушливым дымом, в котором тени окончательно обретают плоть.

Они шепчут.

Стенают.

Плачут.

Кажется, я вижу тетушку, укоризненно качающую головой. Она знала, что некромантия до добра не доведет. Девочки не должны заниматься некромантией. Их предназначение – выйти замуж.

Замуж я вышла, тетя. И вполне удачно.

Даже счастливо.

Пока.

Тьма смеется. А я учусь дышать. Дальше… просто… вдох и слова древнего мертвого языка, которые приходится выталкивать из горла. Я тренировалась, я прочла заклятье раз десять, если не больше, зная, чем обернется любая, самая малая запинка. И получается.

Дым приседает. Он ползет, крадется по полу, и кажется, что пола больше нет, есть лишь рукотворный туман, из которого поднимается пламя.

И кто-то сзади говорит:

– Ты не так и бездарна, как мне говорили.

Почти комплимент. И тьма во мне оживает. Теперь она говорит, что Мариссы больше нет, что никого-то больше нет, я – последняя из великого рода, и если постараться…

Не хочу стараться.

И выплюнув последние слова, вспарываю руку клинком, выпуская кровь. Она, живая и красная, залог серьезности моих намерений. И тот след, который не стереть.

Она льется.

Сыплется гранатовым зерном в жадный туман. И демон выдыхает. Надо же, оказывается, и демоны умеют дышать. А туман становится плотнее. Я перехватываю запястье платком. И жду.

Чего?

Не знаю сама.

– Жертва, – шепчет на ухо отец. – Нужна жертва… или ты и вправду надеялась, что будет просто?

Не надеялась.

Я знала, что не будет.

– У меня нет жертвы, – спокойно отвечаю, спиной чувствуя внимательный взгляд. Он думает.

Решает.

Он не способен убить меня, ибо тогда заклятье будет разрушено и все придется начинать сначала. А вызов демона – это не только сложно, но медленно и довольно дорого. Тварь же не хочет ждать.

Он не станет трогать Ниара, да и не годен тот, уже почти переставший быть человеком, на роль жертвы. И выбора не остается.

Мы это знали.

И я стискиваю зубы, когда на туман ступает Эль.

– Все будет хорошо, – говорит он и улыбается так ободряюще, что тьма замолкает.

– Надо же… – тварь тоже удивлена, хотя ее удивление – слабое эхо истинных эмоций. – И на что ты надеешься?

На то, что мир все-таки не сойдет с ума.

И люди останутся людьми.

Туман хватается за ноги Эля, и маншул рычит. Глаз его вспыхивает алым. Он мечется, завывая, но не смея переступить огненную границу, и в конце концов, садится, чтобы отозваться протяжным, вовсе не кошачьим воем.

Мне жаль.

Мне действительно жаль. И наверное, можно было как-то иначе… мы ведь думали. Все думали, что можно как-то иначе… только ничего не придумали.

– Продолжай, – пальцы твари касаются шеи. Они холодные и ощущаются склизкими, хотя этого быть не должно. Главное, прикосновение это вызывает приступ дурноты, но я справляюсь.

Вторая часть заклятья проще первой.

Короче.

Но я все равно сражаюсь со словами. С каждым. Я знала, что произойдет, когда будет произнесено последнее.

Невидимая рука сдавила горло.