Южноуральцы — Герои Советского Союза

— Заходим к станции под 30 градусов, — сообщает Зусиков.

— Есть под 30 градусов, — отвечает пилот.

Заходить на цель пришлось при ярком освещении луны.

— Хорошо вижу станцию, — говорит полковник-штурман. — Держи курс, скорость и высоту.

Сброшена бомба. Самолет делает разворот.

— Домой? — спрашивает Южилин.

— Нет. Разрыв около здания станции, путь не поврежден. Еще заход, — командует штурман.

При следующих заходах три бомбы положили на железнодорожные пути и одну — в здание.

Бьют вражеские зенитки, иглы прожекторов, кажется, насквозь прошивают бомбардировщик, но экипаж работает уверенно. Еще один заход. Последние бомбы снова накрыли цель.

…В мае бомбили суда и транспорты в Севастопольской бухте. При подходе к Крымскому полуострову погода улучшилась. Штурман Воронецкий уверенно прокладывает курс. Впереди видна бухта, освещенная огнями с воздуха. Разрывы снарядов и сотни прожекторов противника сопровождают наши самолеты. Вот на воде вспыхивает сильный взрыв. Взорвался транспорт.

— Мы тоже свой груз положим куда надо! — кричит штурман.

— Довернуть влево на пять градусов, — слышит Южилин голос Воронецкого. — Так держать. Бомбы сброшены точно в цель.

Самолет уходит от цели.

— Поработали сегодня неплохо, — рассуждает капитан Воронецкий. — Многие корабли врага не уйдут в море.

12

В апреле 1944 года авиация дальнего действия бомбила военные корабли и транспорты в румынском порту Констанца.

К самолетам обычно подвешивали одну тысячекилограммовую бомбу и десять «соток» специального назначения. Выходили на Черное море западнее Одессы. Через лиманы Дуная шли вдоль берега.

Однажды, за пять минут полета до Констанцы, на высоте 5000 метров, встретилась сплошная облачность. Самолет пошел на снижение.

— Штурману и радисту! Снижение 15—20 метров в секунду! — крикнул пилот и добавил: — Спокойно!

Теряя высоту с огромной быстротой, самолет вывалился из облаков. До земли оставалось не больше 1500 метров. Южилину удалось вывести самолет в горизонтальное положение прямо над целью. Штурман сбросил бомбы на корабли и транспорты. Экипаж увидел взрывы и пожары. Утром агентурная разведка подтвердила, что было потоплено несколько транспортов врага. Выходит, что налет был удачным.

13

Шел последний год войны. Авиадивизия ночью бомбила столицу Венгрии. Один самолет южилинского звена столкнулся с другим нашим самолетом и оба экипажа погибли, кроме летчика, выброшенного из кабины при столкновении. Раскрыв парашют, пилот скоро коснулся земли. Его схватили и посадили в крепость.

Утром на допросе тщательно выбритый пожилой полковник, ломая русский язык, приглашал советского летчика к столу. На столе документы погибших экипажей, удостоверение личности и комсомольский билет пленника, а также фотоальбом авиаполка.

— Полюбуйтесь, герр пилот. Вот ваш Аверьянофф, это начальник штаба, это ваш командир звена Южилин. Немец показывал пленнику фотографии хорошо известных ему товарищей — однополчан, правильно называя фамилии и должности. На конвульсивно дергающемся лице гитлеровца скользила профессиональная улыбка палача.

— Аверьянова давно нет, — решил врать лейтенант. — Южилина тоже убрали, — и летчик уверенно назвал несколько имен пришедших на память.

— О, ви молодец, герр пилот. Война. Все может быть, о, да. Пудем каварить. Мы… — тянул полковник, — благородна, феликодушен нация. Немецкое командований предлагает вам Ю-52. Это прима аероплейн и ви будешь самый счастливый тшеловек. К вашим услугам марки, комфорт, прекрасное вино и фрау, о, да. Ви не боятся. Русски зольдатен никада ни пудет Пудапешт, Прага, Перлин.

Затаив гнев, пилот-комсомолец еле сдерживал себя. Если бы не два здоровенных эсесовца с автоматами на груди, стоявшие по бокам, он бы знал, что делать.

— Ваша прима — трехмоторная дрянь и пусть ее водят недобитые гитлеровцы, — только и успел сказать он.

— Молшать! — закричал, багровея, полковник. — Ви рюски швайн. Не хочешь жирна куски хлеб, немецка форма, полютшай морда, — и он ударил пленника парабеллумом по голове.

…Летчика отлили водой. Веки еле раскрылись. Голова болела и летчик не сразу вспомнил, что с ним произошло.

Допрос продолжался. Убертс предлагал сигареты, приглашал к столу, указывая на бутылку коньяку и налитые рюмки. Пленный молчал.

Полковник повторил предложение, грозился повесить летчика за отказ служить фюреру, но пилот смотрел на него ненавидящими глазами и, стиснув зубы, молчал.

Избитого и окровавленного лейтенанта уволокли в камеру и бросили на ледяной, каменный пол.

Так продолжалось около двух недель. Молчание юноши-летчика бесило опытных, набивших себе руку эсесовских палачей и они поочередно допрашивали советского офицера и всякий раз били его до потери сознания.

14

Ранним утром летчика вывели из камеры и в коридоре толкнули к десятку таких же оборванных и изуродованных узников.