Южный календарь (сборник)

Время, словно волны речной песок, любое горе по крупице утаскивает в свои недосягаемые кущи.

Над могилой Саветы прямо встал крест, потом потемнел от дождей и покосился, и маленькие древоточцы начали обреченную работу, испещрив его могучую стать затейливыми узорами своих ходов.

Под самым погостом, подмывая крутояр и плеская в порывистых волнах отражения крестов, извивается Буг.

Течет он, медногрудый, тесно ему в берегах своих. Ивы склонились над ним и скорбно лопочут длинными листьями. Их ветви похожи на грустные пальцы, ласкающие уходящее время, стремящиеся хотя на одно мгновенье задержать его размеренный бег.

Но они бессильны, эти гибкие тоскующие кисти, и время вплетается в говор волны и уносит бог весть куда все, что было дорого, под неразборчивое ворчанье коричневой пены.

Стали жить без Саветы. На музыки Евдося больше не ходила, поминая Саветин наказ, а радовала мужа простыми домашними радостями. Он же, когда уставший садился за ужин, никак не мог оторваться от желанной и, садясь к столу, баюкал маленькую девушку на своих сильных коленях.

Из-за Буга к дочери приезжала Марина, неизменно прихватив с собою сладких гречишных бобов,

которых напекала в ночь перед отъездом целую торбу.

– Ах, доченька, – не оставляла она слезных своих жалоб, – почто отдала тебя так далеко, рано. Каюся, что не могу тебя видети. Хоть на праздник приезжай до матери.

Евдося слушала мать и сама безмерно тосковала по своим близким да по беспечным танцам под луной в щемящем дух просторе летней ночи, а еще сильнее скучала по Куптию, где стоял одиноко старый дуб и, как слепой великан, тщетно открывал широкие объятья своих богатырских ветвей.