Южный крест

Публичные выяснения отношений с этим выдающимся магазинным деятелем ничего не дали, поэтому Хуан решил воздействовать на него по-другому… Москалев вытащил ничего не подозревающего кассира в подсобное помещение и выдал ему положенную норму: два удара в живот, один по затылку и еще, чтобы перетрухнувший обманщик особо не верещал, не трепыхался, — пинок ногой в пятую точку.

Как ни странно, на этот раз настроение у Геннадия было лучше, чем вчера, он не впал в опасную меланхолию, в тоску и битие самого себя. Что же касается пива, то его не было и на этот раз: свои обещания Хуан выполнять не любил, а может, просто не умел. Кто знает, чужая душа ведь — потемки…

Во второй половине дня Москалев получил поручение иного рода. Хуан, просидев полтора часа за столом, попыхтев над цифрами и убедительными, как ему казалось, фразами записки сопровождения, которые должны были обеспечить ему новый кредит и соответственно безбедную жизнь, гаркнул во всю глотку:

— Русо! Ты где?

Геннадий в это время подправлял кое-что в усадьбе. Всякая усадьба, где бы она ни находилась, в Чили или в России, в Колумбии или в Норвегии, обязательно требует, чтобы за ней приглядывали. Если этого не будет, то усадьба начнет разрушаться: вначале выкрошится один камень из ограды, потом сразу два, затем вытряхнется пара кирпичей из стенки дома, вылетят кирпичи сами по себе, либо под воздействием нечистой силы, не любящей жилого духа, и пойдет, пойдет процесс… Остановить его будет непросто. Поэтому за домом и землей надо тщательно следить. Вот этим Геннадий и занимался.

Услышав крик хозяина (противное же слово "хозяин", при хозяине обязательно будешь чувствовать себя холопом), Геннадий отложил инструменты в сторону и пошел в дом.

Вид у Хуана был торжественным.

— Я затеваю новое дело, — объявил он голосом, в который натекли звонкие обещающие нотки, в глотке у него будто бы забряцал бронзовый колокольчик, за ним второй, — и ты, русо, в стороне от этого дела не останешься…

Это было что-то новое. Только не окажется ли это новое новизной в кавычках, да и нужна ли такая новизна Москалеву? В тюрьме он уже побывал, больше туда не хочется.

— Ты будешь иметь в деле свой пай, — возвестил Хуан торжественно, колокольчики в его глотке затренькали звонко, как на упряжи коней, управляемой ямщиком на сибирском тракте.

Занятный человек Хуан, он, наверное, полагает, что сейчас Москалев кинется ему в ноги, начнет целовать руки, штаны, дойдет до пропотевших кожаных сандалий, украшенных затейливой просечкой, состоящей из ромбиков, кругляшей и квадратов, но Геннадий стоял перед ним с каменным лицом и молча кивал.

— Держи, — тем временем объявил Хуан и, словно посол, вручающий верительную грамоту, закатывая от торжественности момента глаза, передал Москалеву простынь, над которой только что колдовал. — Отвези в банк, сдай под расписку в клиентский отдел.

— А если понадобится ваша подпись, что тогда?

— Тогда поставь свою подпись вместо моей. Или поставь, в конце концов, мою… Ты же знаешь, как я расписываюсь. Я же тебя учил.

— Знаю, — сказал Геннадий.

— Тогда — вперед!

— Вперед и с песнями, — не удержался от стесненного восклицания Москалев.

— Да, вперед и с песнями, — поддержал его Хуан, — ты теперь мой компаньон и будешь иметь хорошие деньги.

Подпись в банке действительно понадобилась, и Геннадий поставил свою, — он мог, конечно, расписаться и за Хуана, но доказать банковскому клерку, что он — Хуан Корее собственной персоной, никак не мог, для этого надо было как минимум иметь при себе паспорт. Но и при таком раскладе при первом же взгляде на паспортную фотокарточку даже ребенку станет понятно, что Москалев похож на Кореса, как любой дворовый пес из здешних мест на мадагаскарского лемура. Лемур из Москалева был никакой.

Когда Москалев вернулся в усадьбу Хуана и протянул хозяину квиток, отпечатанный на худой, почти невесомой желтоватой бумаге, схожей со сгнившим египетским папирусом, — квитанцию из банка, тот с восторгом повертел его в руках, даже на свет поглядел, рассчитывая увидеть что-то потайное и похвалил:

— Молодец, русо! — Затем на русский манер потер руки, ладонью о ладонь, понюхал их, будто хотел запомнить запах банка. Воскликнул горласто, почти по-птичьи: — Процесс пошел!

Геннадий невольно вспомнил говорливого генсека, чья лысая черепушка была украшена диковинным пятном, хмыкнул про себя: каким же образом и где именно Хуан услышал пустое выражение "Процесс пошел!" и взял его себе на заметку? Не может быть, чтобы эта фраза, схожая со слюной туберкулезника, попавшей в суп, переплыла океан и поселилась в Чили…

Это что же выходит: чилийцам мало Пиночета, на них навесили еще и Горбачева? Это что же такое делается? Старый коняга двоих не выдержит, подогнутся у бедняги ноги, копыта разъедутся, внутри что-нибудь порвется от натуги, и тогда — все! Финита тогда!