Южный полюс

На следующий день, 24 ноября, дул свежий норд-ост, погода была сносная, и в 7 часов утра мы принялись перераспределять провиант. Не очень-то это было приятно. Хотя погода, как я сказал, была «сносной», однако отнюдь не благоприятствовала укладке продовольствия. Разломанный на маленькие кусочки шоколад надо было весь извлечь, куски пересчитать и разделить на трое саней. Галеты тоже предстояло считать поштучно, а когда их тысячи, нетрудно понять, что значит при 20-градусном морозе, в свежий ветер, почти все время голыми руками заниматься этим кропотливым делом. Ветер все усиливался, и когда мы наконец завершили работу, то сквозь метель почти не различали палатки. Мы отказались от намерения продолжить путь, как только приготовим сани. И мы на этом не так уж много теряли. А фактически даже выигрывали. Собаки, от которых все зависело, получили возможность основательно отдохнуть и подкормиться. После нашего выхода к Бойне в них произошла разительная перемена. Они были теперь толстые, упитанные, довольные, от прежней прожорливости не осталось и следа. Для нас один-два дня не играли никакой роли. Наше основное продовольствие – пеммикан оставалось почти в неприкосновенности благодаря собачатине. Вот почему в палатке не заметно было особого уныния, когда мы вернулись в нее после работы.

Входя в палатку, я заметил, что Вистинг стоит в сторонке на коленях и рубит котлеты. Собаки окружили его кольцом, с интересом наблюдая за его занятием. Норд-ост завывал, сильно мело. Да, не очень приятная работа выпала на долю Вистинга. Однако он благополучно справился с ней, обед мы получили вовремя. Под вечер стало потише, ветер сместился к востоку. Мы легли спать, возлагая большие надежды на завтрашний день.

И вот – воскресенье, 26 ноября. Удачный день во многих отношениях. Я и прежде не раз мог убедиться в том, какие молодцы мои товарищи. Но в этот день они выдержали такое испытание, что я до конца своих дней, сколько бы мне ни довелось прожить, не забуду его. За ночь ветер опять сместился к северу и достиг силы шторма. Когда мы вышли утром, из-за пурги не было видно саней, наполовину занесенных снегом. Собаки свернулись калачиком, защищаясь от непогоды. Мороз был не такой уж сильный, минус 27°, но для такого ветра вполне достаточный. Мы все по очереди выходили из палатки посмотреть, что за погода, и теперь сидели на спальных мешках, обсуждая неутешительную перспективу.

– Снег здесь на Бойне паршивый, – говорил один. – И похоже, лучшего не будет. Вот уже пятый день, а дует хуже прежнего.

Все были с этим согласны.

– Хуже нет, когда непогода прихватит, – продолжал другой. – Лучше идти с утра до вечера, чем сидеть вот так.

Я думал точно так же. Один день еще ничего, но два, три, четыре (а теперь, похоже, что и все пять дней) – это ужасно!

– Может, попробуем?

Это предложение было тотчас единодушно одобрено. Думая о моих четырех товарищах по этому переходу на юг, я обычно вижу их в ореоле этого утра, когда особенно ярко проявились те качества, которые я ценю выше всего: мужество и бесстрашие, без хвастовства и громких слов. С шутками и прибаутками мы уложили вещи и вышли в шторм.

Глаз почти нельзя открыть! Мелкий снег проникал всюду, по временам казалось, что ты ослеп. Палатку совсем замело, она обледенела, и пришлось очень осторожно убирать ее, чтобы не лопнула. Собаки не рвались в путь, и запрячь их удалось далеко не сразу. Наконец все готово. Последний взгляд на лагерную площадку – не забыто ли что-нибудь? 14 остающихся собачьих туш сложены в кучу, к ним в виде вехи приставлены сани Хасселя. Лишняя сбруя, несколько веревок, все кошки – они нам не понадобятся дальше – были оставлены здесь. Да нам и без того хватало груза. Напоследок мы воткнули в снег около склада сломанную лыжу. Это сделал Вистинг. Очевидно, решил, что еще одна веха не помешает. Дальше мы убедимся, что он сделал доброе дело.

А теперь – марш. Трудно было поначалу и людям, и собакам. По-прежнему на нашем пути, осложняя продвижение вперед, стояли заструги. Тем, кто вел сани, надо было не зевать, поддерживать их, чтобы не опрокинулись на сугробах. А у остальных была проблема устоять на ногах, ведь не на что опереться. Мы двигались чуть ли не на четвереньках, но двигались. Сперва местность как будто немного повышалась. Снег был необычайно тяжелый, мы словно тащились по песку. Постепенно заструги становились все меньше, потом и вовсе исчезли, рельеф стал совсем плоским. И грунт становился лучше и лучше – неизвестно почему, ведь буря продолжала бушевать с неослабной силой, и все гуще валил снег. Каюр едва различал своих собак. Пошла совсем ровная местность, кое-где даже с небольшим уклоном, судя по тому, что сани вдруг ускоряли ход. Собаки то и дело переходили на галоп. Конечно, сильный попутный ветер способствовал этому, но ведь не он один. Мне не нравилось то, что местность вдруг понижается. Я не ожидал таких вещей на этой высоте. Небольшой подъем – еще куда ни шло, но уклон – нет, на это я не рассчитывал.