Южный полюс

«Фрам» пришел к барьеру еще 9 января после трехмесячного плавания из Буэнос-Айреса. На борту все было в порядке, но плохая погода вынудила корабль выйти снова в море.

На другой день дежурный сообщил, что «Фрам» приближается. И сразу в лагере закипела жизнь. Шубы на плечи – и запрягай собак! Пусть убедятся, что наши собачки еще не выдохлись. Вот уже слышно, как кряхтит и пыхтит мотор, вот бочка показалась над краем барьера, и наконец мы увидели «Фрам», спокойно и уверенно бороздящий волны.

С радостью в душе я поднялся на борт и приветствовал своих славных товарищей, которые одолели все опасности и лишения и привели «Фрам» к цели, да еще по пути выполнили важную работу. Все улыбались, все были довольны, но никто не спрашивал о полюсе. Наконец у Ертсена вырвалось:

– Ну как, дошли?

Нет, не радость была написана на лицах моих товарищей, а нечто гораздо большее. Я заперся с капитаном Нильсеном в рубке, получил от него почту и услышал все новости.

Три имени захотелось мне выделить после того, как я по-настоящему осознал, что происходило. Имена трех людей, которые поддержали меня в критическую минуту. Я всегда с глубокой благодарностью буду их помнить: король Хокон, Фритьоф Нансен, дон Педро Кристоферсен.[75]

На север

Два дня напряженного труда, наконец на судно погружено все, что мы берем с собой. К вечеру 30 января мы были готовы к отплытию. Кажется, в ту минуту нас больше всего на свете радовало то, что мы уже можем идти на север, сделать первый шаг на пути в мир, который скоро начнет ждать вестей от нас или о нас. Но не примешивалось ли к нашей радости немножко грусти? Это может показаться вопиющим противоречием, однако для многих из нас так и было.

Не легко расставаться с местом, которое долго служило тебе домом, хотя бы даже дом этот лежал на 79° южной широты и был почти похоронен под снегом и льдом. Мы, люди, слишком зависим от того, что называется привычкой, чтобы вдруг рвать со средой, с которой успели свыкнуться, и ничего при этом не чувствовать. Другой, быть может, скажет: «Упаси меня бог от такой среды», – но это нисколько не умаляет верности этого положения. Большинство людей ни за какие блага не согласилось бы жить во Фрамхейме, для них это богом забытый уголок, беспросветная глушь, средоточие скуки и тоски. Для нашей девятки, которая теперь прощалась с этим местом, все представлялось несколько иначе. Маленький добротный домик, что укрылся под снегом за Маунт-Нельсоном, целый год был нашим жилищем – хорошим, уютным жилищем, где мы могли как следует отдохнуть после нелегкого трудового дня. Всю антарктическую зиму – а зима была лютая – его четыре стены защищали нас так надежно, что не один бедняга, стуча зубами от холода в более умеренных широтах, от души позавидовал бы нам, если бы увидел, как мы устроились. В суровых условиях, способных все живое обратить в бегство, мы во Фрамхейме жили, как ни в чем не бывало, – жили не как животные, а как цивилизованные люди, располагая большинством удобств, присущих благоустроенному жилищу. Снаружи царил мрак и мороз, буран силился замести следы нашей деятельности, но внутрь нашего прекрасного дома эти враги не проникали, нас окружали тепло, свет, уют. Что же тут странного, если этот уголок так сильно притягивал нас в минуту, когда мы навсегда прощались с ним. Конечно, нас ждал и манил мир, который сулил нам многое, от чего мы долго были отрезаны, но в том числе и немало такого, без чего мы охотно обошлись бы. Когда начнутся будни, неся тысячи забот и огорчений, пожалуй, не один из нас затоскует по мирной, покойной жизни во Фрамхейме.

Впрочем, толика грусти была не так сильна, и мы довольно быстро с ней справились. Во всяком случае, по лицам можно было подумать, что из всех настроений преобладает радость. А почему бы и нет? Зачем держаться за прошедшее, каким бы привлекательным оно ни казалось в настоящем? А что до будущего, то пока мы еще ожидали от него только самого лучшего. Кому надо ломать себе голову над неизбежными грядущими заботами? Никому. Вот почему «Фрам» был расцвечен флагами с носа до кормы, вот почему в эту минуту прощания с нашим домиком на барьере мы улыбались друг другу. Мы покидали его с сознанием, что цель нашего годичного пребывания здесь достигнута. И это сознание было как-никак много весомее мысли о том, что нам тут было совсем неплохо.