Южный Урал, № 10

Звенит над землей в поднебесье,Плывет на высокой волнеПривольная русская песняО нашей великой стране.Внимая ее переливам,Встают молодые леса,Тучнеют колхозные нивы,Озер голубеют глаза.Слова этой песни простые,Но чувством большим скреплены:— Мы дети свободной России,Мы партии нашей сыны.Мы строим мартены и домны,Дворцы для рабочих квартир,И счастья не знаем огромней,

Чем в мире отстаивать мир.Лютуют враги за кордоном,Но только напрасный расчет.Живая вода Волго-ДонаПо нивам колхозным течет.Не в дальней дали, за горами,Не в дымке мерцающих рек —Он здесь,             Он растет вместе с намиГрядущего солнечный век.Счастливых детей наших встретитОн светом и щедрым теплом.Зажгли мы огни пятилетийСвоим вдохновенным трудом.Нам большего счастья не надо,

Чем счастье любимой страны.Мы — люди особого склада,Мы — партии нашей сыны.

В. Кузнецов

ОТЧИЗНЕ

Стихотворение

Я желаю тебе, моя Родина-мать,Богатеть,Расцветать непрестанно,И лесами шуметь,И морями сверкатьВ опаленных степях Казахстана.Я хочу,Чтоб по вольным просторам землиПлодоносные яблони с Юга

Все смелее и дальше быК Северу шлиИ дошли до Полярного круга.Я хочу, чтоб все ярче,Светлей, горячейНаши мирные зори сияли.Наша воля крепка,Наша дружба прочнейЗлатоустовской кованой стали.Нет ни штормов, ни смерчей —Нет силы такой,Чтобы ясное солнце затмила…Мать-Отчизна моя!Будь во веки вековНеприступною крепостью мира!

Н. Заржевский

В ЭТИ ДНИ

Рассказ

Шорник Харлампиев сидит на самодельном стульчике и неторопливо петлю за петлей навязывает на конце ремня медные проволочные кольца.

Рабочее место Харлампиева между четвертым и пятым участками цеха. На четвертом работают сложные, многошпиндельные токарные станки-автоматы, на пятом шлифовальные камни снимают с деталей сотые доли миллиметра. На четвертом цокают, автоматически поворачиваясь, головки суппортов, рычат резцы, вгрызаясь в обрабатываемые ими детали. На пятом — шелест ремней, шипение камня, снимающего тонкий, не видимый глазу слой металла, да золотистые пучки искр, рассыпающиеся мелкими, гаснущими звездочками.

На четвертом, на пятом и на других участках цеха работают сложнейшие точные, высокопроизводительные станки. А среди этого сосредоточения воплощенной в металл человеческой мысли, среди высококвалифицированных рабочих цеха, ловко и умело-управляющих сложными станками, сидит на стульчике шорник Харлампиев, чинит, тачает ремни.

Рукава гимнастерки Харлампиева закатаны, и крепкие руки лежат на покрытом масляными пятнами фартуке. На левой руке — шрам. Если б снять замасленную гимнастерку, с которой, как с другом, жаль расстаться, обнажился бы еще один шрам, покрупней, возле левой ключицы.

— То собаки Адольфа памятка, — говорит иногда Харлампиев, и спокойно добавляет, — однако и Егора Харлампиева тоже не один фашист вспоминает…

До войны Егор управлял комбайном, потом воевал, а теперь работает шорником.

К Харлампиеву, в его огороженный жестяным заборчиком «отсек», то и дело заходят рабочие. Старые кадровики — те идут степенно. Протянут табачок или угостят «Беломором», скажут:

— Почини, пожалуйста, побыстрей.

— Можно, — спокойно отвечает Харлампиев и назначает время, когда нужно придти за ремнем.

Молодежь, ремесленники, — те без особых церемоний кричат:

— Эй, шорник, давай быстро! Одна нога здесь, другая там!

Девушки — те более ласково, «товарищем Егором» зовут, мило улыбаются и просят.