ИВ. Тетралогия (СИ)

Но в тот же миг, где-то за спиной раздался резкий крик охотящейся совы, заставивший вздрогнуть от неожиданности и обернуться. Это отвлекло меня, пусть на мгновение, вернув способность мыслить. «Да что же я делаю?! — пришло ужасное осознание. — Чуть не убила и свою подругу. О чем я думаю? Как вообще можно так рисковать?».

Не задерживаясь ни на секунду, чтобы не поддаться соблазну, я быстро опустила раму и скользнула вниз.

Нет, в пансионе остаться невозможно, я поняла, что иначе не удержусь и до утра совершу убийство, а то и не одно. Значит, следовало отыскать хоть какое-то безлюдное укрытие, где я могла бы переждать день. Медленно брела я по пустынным улицам, в отчаянии осознавая всю степень своего одиночества. Для близких ранее людей я теперь опасна, как самый страшный злодей. Неужели Трой прав, и моя дальнейшая жизнь возможна только рядом с ним? Но сила ненависти к родному человеку, так легко поломавшему мне жизнь, отметала подобную перспективу, несмотря на безвыходность сложившегося положения. Наконец, найдя за городом старый полуразваленный сарай, я встретила в нем утро в размышлениях о том, как жить дальше.

Всего два дня назад я была молодой невестой, к тому же, богатой наследницей. Меня ждала спокойная нормальная человеческая жизнь, у меня было будущее. А теперь по воле Троя я потеряла все. У меня не осталось больше дома, я осознала, что нельзя мне в ближайшее время возвращаться в Гринвуд. Дело не в том, что Квентина, наверняка, уже хватились, и не в страхе перед кузеном.

Жажда мучила меня все сильнее, и я понимала, что теперь смертельно опасна как для Нэнси, так и для других слуг. К тому же, падре знает обо мне, и у меня было мало причин рассчитывать, что он даст мне жить спокойно.

«Придется сначала научиться терпеть, сдерживаться, ведь даже Трой не кидался на всех подряд», — твердо решила я.

Взошло солнце. Поднеся руку к лучу, пробившемуся сквозь щель в досках, я вскрикнула от боли в обожженной кисти. Злодей не обманул, днем мне не выйти наружу.

Однако решить оказалось легче, чем сделать. Все мои мысли были теперь только о крови, и когда в углу под прелой соломой зашуршала крыса, я подумала, что это может оказаться выходом, ведь животные тоже теплокровные существа, чем они хуже людей? Возможно, есть способ не становиться убийцей. Прежде, как любая нормальная девушка, я панически боялась этих грызунов. Теперь же, одна только мысль, что в этом сером грязном тельце содержится несколько глотков спасительной жидкости, пробуждала во мне хищника и заставляла забывать о страхе и брезгливости.

Поймать грызуна оказалось на удивление несложно, мои рефлексы превосходили шустрого зверька. Но, к сожалению, ничего похожего на эйфорию тех первых глотков я не испытала, крысиная кровь имела мерзкий привкус. Подавляя тошноту, сплевывая противную щетинку, я с трудом заставила себя выпить до конца. Но это почти не придало сил, меня мутило от отвращения и вскоре вывернуло наизнанку. Я чувствовала, что слабею, и понимала, что убью любого случайного прохожего, который окажется у меня на пути, несмотря на все свои благие помыслы и самоубеждение, а осуществить это мешало лишь дневное время.

Кроме мучительной жажды была еще и ненависть. Жгучее чувство к человеку, сделавшему меня таким же монстром, как и он сам, ненависть к самой себе, потому что я осознавала: скоро эта жажда станет сильнее меня. Я ненавидела собственную слабость, потому что не могла заставить себя выйти на солнце, чтобы сгореть и избавить мир от еще одного чудовища, как поступила бы настоящая христианка. Нет, я продолжала лежать, скрючившись в вонючем сарае, с ужасом и нетерпением ожидая захода солнца.

И вот, ближе к вечеру, судьба послала мне первую жертву. Им оказался бродяга — высокий бородатый мужчина, забравшийся в сарай, наверняка, с целью переночевать в моем убежище. Едва ли я смогла бы сдержаться, и, как только солнце скрылось, неизбежно отправилась бы на поиски крови, но бородач ускорил события и решил свою судьбу, когда, глумливо скалясь щербатым ртом, хотел воспользоваться подвернувшейся удачей и развлечься с молоденькой девушкой, показавшейся ему легкой добычей. И вот, он прижат к земляному полу, а я жадно, захлебываясь, пила его кровь. Мужчина дергался, хрипел и, наконец, замер.

Жажда отступила, сила вновь вернулась ко мне. А вместе с ней вновь вспыхнули ненависть к собственной сути, боль и отчаяние. Как же я проклинала Троя, желала ему мучительной смерти за то, что сделал со мной, призывала на его голову все мыслимые и немыслимые кары небесные, сомневаясь, однако, что Бог слушает исчадий ада. Большая часть свободного времени, которого у меня оказался переизбыток, проходила именно в этом состоянии.

Понимая, что веду себя нетипично для бездушной кровососущей твари, я сознательно позволяла боли и отчаянию вновь и вновь поглощать меня, действуя как бы вопреки, боясь потерять эти человеческие качества в себе, не позволяющие стать не просто кровопийцей, а убийцей, безжалостным и беспощадным.