ИВ. Тетралогия (СИ)

С трудом поднявшись на дрожащие ноги, не в силах разговаривать и просто поднять на него глаза от нахлынувшего и пытающегося раздавить меня горя, я просто кивнула. Противиться я не пыталась, понимая, что он с легкостью сломит любое мое сопротивление и боясь подставить под удар дорогих мне людей.

Дома я быстро переоделась, чувствуя, как постепенно начинаю трястись от пережитого полчаса назад. Странно, но слез не было. Они как будто замерзли где-то в глубине меня, от чего я тряслась еще сильнее. Я даже не подумала брать с собой свои шикарные наряды, туфли и шляпки, красивое белье и всяческие аксессуары, купленные для меня Моник. В моей новой старой жизни они совершенно непригодны. Я побросала в сумку только самое практичное и удобное. Потом кривым от дрожи в руках почерком набросала быструю записку для доброй ведьмы, благодаря ее за все, что она для меня сделала.

Сама Моник сейчас находилась на очередной вечеринке художников-модернистов, и даже попрощаться с ней лично не довелось. Видно, судьба у меня такая — не прощаться ни с кем. Еще час, и мы опять на вокзале, в ожидании поезда, — как мне сообщили, на Чикаго, а оттуда в Теннесси.

Хотя я не могла быть уверена, что больше не увижу ненавистного брата, все же успела уговорить себя, что он забыл обо мне, и я смогу жить как все нормальные люди. А теперь придется вновь смиряться с судьбой, которая так жестоко била меня, показав прекрасные возможности и грубо отобрав все безжалостной жестокой рукой Тирона.

Глава 04

С тех пор, как в мою жизни вновь вернулся родной брат, неожиданностям, связанным с его присутствием и «заботой» обо мне, не было конца и края. Я не успевала привыкать или хотя бы смиряться с новыми способами моего истязания, которые Тирон придумывал с завидной регулярностью, называя это этапами моего эльфийского обучения. Но я думаю, он просто мстил мне за случай в парке Кливленда. Убедившись, что моя добрая наставница ведьма Моник по мере своих возможностей объяснила мне азы тех способностей, которыми должна обладать женщина нашего вида, Тирон взялся за меня всерьез.

Я тогда часто сожалела, что не выросла в эльфийской семье. Может быть, тогда мне проще было стать той, кем меня хотел видеть брат, и должное воспитание с раннего детства под чутким родительским присмотром оказалось бы куда полезнее и не вызывало во мне такого сопротивления. Тирон больше ничего не рассказывал мне о наших родителях, а я вообще старалась лишний раз не задавать вопросов, чтобы не вызвать очередную вспышку гнева. Он любил повторять, что все, что мне нужно знать, он и так сообщит.

Возможно, я боялась услышать от него, что наша мама была великолепной охотницей, кем-то наподобие него, в отличие от меня. Не оттого, что опасалась сравнения, а потому, что, как и каждая сирота, с раннего детства хранила в душе во многом придуманный образ ласковой и прекрасной женщины — своей родной мамы. Пусть я ее никогда не видела, но осталась твердо уверена, что она была очень доброй, и никогда не позволила бы брату так со мной обращаться.

А может быть, существовали для эльфиек какие-то другие возможности и предназначения, если были такие, как я, никчемные охотники? Может, они могли становиться, к примеру, целительницами, а не только убийцами? Или делать еще что-то полезное, о чем я даже не догадывалась? Но, если и были такие возможности, то лишь родители могли бы помочь, а Тирон видел меня только в одной роли.

В перерывах между охотой он без устали, по-прежнему с садистским удовольствием лепил из меня, как он выражался, жалкое подобие истинного эльфийского охотника. Ладно, всевозможным оружием, преимущественно деревянным, я худо-бедно овладела, несмотря на внутренний категорический протест против любого насилия, который никто и не думал брать в расчет. Со временем и руки перестали трястись от тяжести арбалета, и пули из модифицированной винтовки летели в цель, и остро заточенный кол входил в область сердца на манекене, как нож в масло.

С рукопашными тренировками, где Тирон учил меня молниеносно уклоняться от бросков и захватов, делать подсечки и атаковать голыми руками и холодным оружием, обстояло, конечно, хуже. Он и не думал использовать обучающие приемы, бил по-настоящему, нападал всерьез, демонстрировал со злорадной ухмылкой, как и сколько раз я могла умереть от рук вампира, не умея защищаться. Слезы боли, как и стоны, вызывали вместо жалости обратную реакцию — злобные ругательства и удвоенный напор. Ну, да и это оказалось не самое страшное. Со временем, пусть и не так быстро, как он хотел, но я все же становилась сильнее и быстрее, и училась не попадаться ему в руки.