Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях

Правильной коррекцией национальной психологии (если такая коррекция вообще возможна) было бы не стимулирование личных амбиций и частного интереса в русском человеке (никакого другого интереса, кроме своего частного, русский человек и так не понимает), а пропаганда коллективизма, солидарности и всех видов кооперации. Успехи коммунистического режима в СССР были неизбежны именно потому, что коммунисты осуществляли правильную коррекцию русского менталитета, заставляя русского человека заботиться о коллективном интересе, что высвободило колоссальную энергию русской нации для грандиозных свершений. Крах коммунистического режима был вызван ослаблением коррекционных усилий, легализацией частного интереса, что в случае русского человека влечёт не формирование «рынка», «конкуренции», «гражданского общества» и прочего, а просто и сразу развал и полную катастрофу, то есть, говоря по-русски, песец всему. Видимо, русский человек органически не способен сам налаживать горизонтальные связи среди самого себя, то есть формировать цивилизованное коллективное действие. И только нанизанный на властную вертикаль как пескарь на кукан, способен русский человек сохранять подобие общества и государства.

Иной выход, повторимся, – в правильной коррекции национальной психологии, в развитии начал коллективизма и кооперации. Для чего прежде всего надо признать все концепции о пресловутой русской соборности опасным заблуждением и решительно отринуть русофильские иллюзии, обратившись лицом к неумолимой реальности патологической дезинтеграции русского социума и печальной справедливости диагноза полной атрофии социального и коллективного инстинкта у наличного, не мифического русского человека.

И. Лифшиц. По материалам доклада для Центра политических исследований, Тель-Авив

Лист IX

Шествие (ясное знамение)

Сбор был назначен у концертного зала «Октябрьский». Ауслендер поднялся в город на станции метро «Площадь Восстания» и пошёл по Лиговскому проспекту. Впереди, за ним и обгоняя его, по тротуару шли группы людей – в ту сторону явно больше, чем обратно. «Неужели все они идут на митинг?» – радостно подумал Иван Борисович.

Было морозно, минус двадцать пять – двадцать семь. Иван Борисович подготовился: он надел под брюки тёплые гамаши, на рубашку – тёплый, из чистой шерсти, разрисованный оленями свитер, сверху – старую дублёнку, на голову – шапку-ушанку, которая была на два размера меньше его круглой головы, но натянул, на руки – шерстяные перчатки. Теперь было уютно, а вокруг лица клубилось облачко пара.

Площадь была заполнена, и масса уже вытягивалась по улице Жуковского в сторону Литейного проспекта. Снова реяли знамёна, поднимались транспаранты, опять раздавали белые ленты и целые гроздья белых шаров. На этот раз, правда, раздавали и красные шары, на которых было написано: «КПРФ», – коммунисты постарались. Красные шары разбирали не так охотно, как белые. На белых шарах было написано: «Надуешь меня ещё раз – лопну!» Иван Борисович взял красный шар и встал в строящуюся колонну поближе к коммунистам. Всё-таки я человек левых убеждений, подумал он.

Долго ждали, замерзая. Впереди милиция не давала хода, так как согласованное время для шествия было чуть позже и дороги ещё не были перекрыты. «Это наш город! – скандировали колонны. – До-ро-гу!» И вот плотину открыли и шествие устремилось вперёд, как воды после убийства Индрой демона Вритрасуры, запиравшего поток. Ауслендер шёл в колонне и скандировал вместе со всеми всё, что зачинал ближайший парень с хрипящим от мороза мегафоном. На улицу Жуковского словно вылился немыслимый карнавал из Рио – в минус двадцать семь! Прохожие на тротуарах останавливались и провожали шествие, махая руками. Все улыбались. Все снимали на телефоны. Во всех домах открывались окна, зрители вывешивали туловища в мороз, тоже снимали, махали руками, кричали приветствия. Так дошагали до места, где улица Жуковского вливается в Литейный проспект. Шествие повернуло направо и растеклось: даже для такой массы Литейный оказался очень широким. Но отрезок пути по проспекту был короток. Скоро повернули налево и узкой улочкой, а потом через мост направились к цирку, а дальше – тропинками набережных, петляя. И шествие растянулось длинной лентой, многоцветной змеёй.

Иван Борисович на изломе дороги посмотрел вперёд и назад: они были словно китайский дракон. Вритра был драконом, тем самым, которого убил Индра. «Вритра мы или Индра?» – думал Иван. И на минуту это его озадачило, пока он не почувствовал: это не важно. Вритра не только враг – он жертва, без принесения которой даже Индра, бог и герой, не смог бы восстановить порядок во вселенной. В космогоническом акте освобождения вод, весны, тепла и света бог и дракон, герой и жертва одинаково необходимы.