Иван Болотников Кн.1

Мамон спохватился в глубине сада. Чертыхнулся и начал выбираться назад, намереваясь пристукнуть княжну и Пахомку, а шкатулку с собой забрать.

Раздвинув заросли, дружинник увидел, как Пахомка, запахнув на Ксении сарафан, несет её на руках, направляясь в густой цветущий вишняк, почти навстречу Мамону.

Челядинец, выхватив из сапога длинный острый нож, затаившись, подумал:

«Вот здесь-то я вас и прикончу…»

Но в тот же миг на Пахомку и Ксению с диким визгом набежали татары. А Мамон пополз в заросли…

Глава 10

В дикое поле!

В оконце постучали — громко, настойчиво. Мать слабо простонала с полатей, а Иванка поднялся с лавки и пошел в сени. Вслед за ним, перекрестившись на икону с мерцающей лампадкой, потянулся к выходу и Пахом Аверьянов, почуяв в ночном стуке что-то неладное.

Возле избы чернелась неясная фигура.

— Кто? — окликнул с крыльца Болотников, зажав в руке двухствольный пистоль.

Незнакомец поспешно приблизился к Иванке.

— Слава те, осподи! Жив еще…

— Ты, Матвей? Что стряслось? С Василисой беда? — встревожился Болотников.

— Кругом беда, родимый. Бежать тебе надо и немедля.

Запыхавшийся бортник присел на крыльцо:

— На заимке у меня княжьи люди остановились. Василису успел припрятать. О том закинь кручину. Другое худо, родимый. Изловил Мамон семерых вотчинных мужиков, а среди них Евсейку Колпака из Федькиной ватаги. Отбился от Берсеня и в лапы пятидесятника угодил. Пытал его Мамон крепко. Под огнем сболтнул о грамотках кабальных. На тебя с Афоней указал.

— Как о том изведал, отец?

— После обеда княжьи люди ко мне заявились. Злые, голодные. В подполье залезли. Медовуху с настойкой вытащили. Напились изрядно. Меж собой и проговорились о сундучке.

— Колпака видел?

— Богу душу отдал. Замучил его на пытке Мамон. Поспешай, родимый, беги из вотчины.

— Весь изъян на крестьян. Вот горюшко! — тоскливо вздохнул Пахом.

Иванка помрачнел. После недолгого раздумья проронил:

— Пойду Афоню вызволять.

Матвей всплеснул руками.

— Немыслимое дело затеял, родимый. В самое пекло лезешь. Туда сейчас княжьи люди нагрянут. Пытать Шмотка начнут.

— Тем более, отец. Афоню палачам не кину, — сурово проговорил Иванка и, засунув пистоль за кушак, решительно шагнул в темноту.

— Ох, бедовый!.. Исай-то как, Захарыч?

— Помер Исай. Два дня назад схоронили, — понуро вымолвил Пахом.

— Осподи Исусе! Да что ты, что ты, родимый! — ахнул бортник. Размашисто перекрестился и метнулся в избу к Прасковье.

Пахом, прихватив со двора веревку с вилами, побежал догонять Иванку.

— А ты пошто, Захарыч?

— Помогу тебе, Иванка. Нелегко будет Шмотка выручать.

— Ну, спасибо тебе, казак.

Подошли к княжьему тыну.

— Высоконько, парень. Забирайся мне на спину. Спрыгнешь вниз, а меня на веревке подтянешь, — тихо проговорил бывалый воин.

Так и сделали. Когда очутились за тыном, постояли немного, прислушались.

Застенок — позади хором. Возле входной решетки топтался дружинник с самопалом и рогатиной.

— Возьмем его тихо. А то шум поднимет, — прошептал Болотников.

Дождавшись, когда караульный повернется в другую сторону, Иванка, мягко ступая лаптями по земле, подкрался к челядинцу, рванул его на себя и стиснул горло.

— Рви рубаху на кляп, Захарыч.

Связанного караульного оттащили в сторону и подошли к решетке. На засове замка не оказалось. Иванка нашарил его сбоку на железном крюке и молвил сокрушенно:

— Выходит, припоздали мы с тобой, Захарыч. В Пыточной — люди.

— Ужель на попятную?

— Была не была, Захарыч. Бери самопал. Айда в Пыточную, — дерзко порешил Болотников.

В застенке находился Мокей. Раздосадованный мужичьей поркой, холоп еще час назад заявился в Пыточную, чтобы выместить свою злобу на узнике.

Афоню на дыбу он еще не вешал, а истязал его кнутом.

— Брось кнут! — крикнул Болотников, спускаясь с каменных ступенек.

Мокей оглянулся и, узнав в полумраке Иванку, выхватил из жаратки раскаленные добела клещи и в необузданной ненависти бросился на своего ярого врага.

Бухнул выстрел. Мокей замертво осел на каменные плиты. Болотников, выхватив из поставца горящий факел, наклонился над Афоней.

— Жив ли, друже?

Бобыль открыл глаза и слабо улыбнулся.

— Жив бог, жива душа моя, Иванушка.

Иванка швырнул факел в жаратку и подхватил бобыля на руки.

Бортник ожидал Болотникова возле двора. Долго оставаться в избе было опасно: вот-вот должны княжьи люди нагрянуть.

Иванка до самого крыльца нес Афоню на руках. Подошедшему Матвею молвил:

— Добро, что нас дождался. Просьба к тебе великая, отец. Спрятал бы в лесу Афоню.

Матвей призадумался, бороду перстами погладил. Наконец промолвил:

— Нелегко будет, но в беде не оставлю. Укрою в Федькиной землянке. В ней и Василиса нонче прячется. Там не сыщут… Но туда сейчас по реке следует плыть. Челн надобен, родимый.

— Возьми наш челн, отец.

Спустились к Москве-реке. Афоня крепился, но перед самым челном протяжно простонал.

— Крепенько избил меня, собачий сын. Все нутро отбил, лиходей.

— Крепись, родимый, не горюй. Старуха моя тебя поправит. Нам бы только до землянки успеть добраться.

— Выдюжу, голуба.

Иванка усадил Афоню в челн, крепко поцеловал.

— Будь молодцом, друже. Даст бог — свидимся.