Иван Болотников Кн.1

Возле часовни Боголюбской божьей матери позевывали, крестя рот, воротные сторожа с рогатинами.

— Поднимите решетку, ребята, — попросил караульных Якушка.

— Подорожну кажи, человече, — нехотя и сонно проворчал один из сторожей.

— Протри глаза, борода. Из Китая едем, а не в город ломимся. Какая тебе еще грамота понадобилась?

— Десятником не велено из Китая пропущать. У нас Демид Одинец на службе строг.

— Одинец, сказываешь? Вот дьявол! Привык с проезжих деньгу вымогать, — осерчал Якушка и, подъехав к сторожке, застучал кулаком, — Эгей, Демидка! Вылазь на свет божий!

Вскоре из караульной избы вышел заспанный десятник в лазоревом кафтане и шапке с малиновым верхом. Потянулся, звякнул бердышом по стене.

«Эге, старый знакомый. Тот самый стрельче, что торговый обоз из Ярославля не пропускал», — признал служивого Иванка.

— Худо государеву службу справляешь, Одинец. Сам спать завалился, а дружков у ворот томишь, — произнес Якушка.

Десятник поднял на всадника глаза, усмехнулся.

— А это ты, Якушка… Пропустите его, ребятушки. Приятель мой.

Когда ратники проехали через ворота, Одинец зевнул, забормотал:

— Не спится людям. Экую рань поднялись… А чернявого пария я, кажись, где-то встречал.

Силился вспомнить, по махнул рукой и снова побрел в сторожку.

Миновав выжженный Белый город и Яузские ворота, Якушка повел свой отряд вдоль каменной стены, а вскоре свернул к Воронцову полю.

Мужики слезли с копей. Иванка окинул взглядом обширное зеленое угодье. Вокруг — дикое разнотравье: мятлик, столбунец, лисохвост… Самая пора с косой пройтись. Сказал Якушке:

— Жаль угодье мять. Знатные травы выросли.

— Верно, парень. В прошлое лето здесь большие стога государевы конюхи ставили. Нонче боярин Годунов не велел трогать травы.

— Отчего так, милок? — спросил Афоня Шмоток.

— В степях басурмаиы умело бьются. Там в иных местах травы в добрую сажень. А мы привыкли в чистом поле на брань выходить. Вот и указал Борис Федорович посошных людей к ратным поединкам на лугах готовить. О том мне князь Андрей Андреевич поведал, — пояснил Якушка.

— Поесть бы не мешало. В животе урчит, — невесело протянул Тимоха Шалый.

— После еды ко сну клонит. На голодное брюхо спорее ратное дело постигнете. А ну, становись в ряд! — весело прокричал Якушка.

И началось ученье!

Вначале Якушка разбил мужиков на десятки, потом проверил их умение держаться на полном скаку в седлах. Сердито кричал, сверкая белыми зубами. Особенно доставалось Афоне.

— Чего сидишь, как истукан? Эдак тебя мигом копьем собьют. Припадай к коню!

— Уж больно княжий конь шальной, милок, — подпрыгивая в седле, отзывался Шмоток, уже трижды побывавший на земле.

— Ух, тоже мне ратник! — грозил кулаком Якушка.

Часа через три он повел свой отряд обратно в Китай-город. Мужики взмокли, устали с непривычки. Ворчали на Якушку:

— Замаял, парень. На загоне так не доставалось. За сохой ходить куды легче. Нешто мы скоморохи какие? И с коня на бегу прыгай, и стрелу на ходу кидай, и кулачный бой с вывертами кажи…

— После обеда еще тяжелей будет, братцы. По щиту с мечом дам. Вот тогда повоюем с ворогом, — посмеиваясь, молвил Якушка.

Иванке понравился этот парепь. Веселый, ловкий и душа в нем, видно, добрая. Болотников большой устали в теле не чувствовал. Ратное учение пришлось ему по нраву. Не хотелось даже уезжать с Воронцова поля. Не зря и Якушка это подметил.

Явившись на княжий двор, челядинец привел ратных людей в поварню. Весело крикнул:

— Снеди для моих ребят не жалеть! Князь Андрей Андреевич указал кормить вволю. Татар воевать нелегко. А эти вон как отощали…

Глава 5

 Дворяне

Всю ночь до ранней обедни лил на Москве дождь. Повсюду на узких кривых улицах и переулках мутные лужи.

В Введенском переулке Китай-города возле Гостиного двора из царева кабака доносятся пьяные выкрики и разудалые песни.

Прохожий мужичонка в заплатанном армяке, любопытствуя, шмыгнул в сруб. Однако не прошло и минуты, как дотошный селянин был выкинут из кабака могутным бородатым человеком в мухояровом[91]

зеленом кафтане.

Поднявшись из лужи, мужичонка глуповато ухмыльнулся, озадаченно развел руками и побрел своей дорогой.

Москвитяне, проходя мимо кабака, хмуро роняли:

— Дворянство гуляет…

— Поболе десяти тысяч, бают, съехалось.

— И без того жрать нечего. Купцы на хлеб вдвое деньгу подняли.

— Подохнем с голодухи, братцы. Купцам приезжие господа на руку: на хлебушек и мясо спрос небывалый — вот и ломят цены, толстобрюхие. А нам на погост да и только.

Шумно в государевом кабаке от дворян захмелевших. В переднем углу возле стойки сидели трое молодых рязанцев — Истома Пашков, Прокофий Ляпунов и Григорий Сумбулов да подмосковный дворянин Митрий Капуста.

Митрий Флегонтыч, только что выкинувший на улицу любопытного мужичонку, возмущенно рассказывал, расплескивая вино из оловянного кубка:

— Захирело моё поместье, государи мои. Сманил крестьян в свою вотчину князь Андрей Телятевский. Вот тебе и соседушка!