Иван Болотников. Книга третья «Огнем и мечом»

— Дурни! Пошто закрылись? С нами сын государя Федора — царевич Петр Федорыч! Впущайте царевича!

Но стрельцы ворот не открыли. Воеводы, головы и сотники отвечали со стен и башен:

— Воров не впущаем!

— Не гулять вам по Астрахани, не грабить!

— Ступайте прочь со своим Самозванцем!

Казачье войско поплыло вверх по Волге. Это был дерзкий, разбойный поход. Донские, волжские и терские казаки, вырвавшись на волю, громили купеческие расшивы и насады, нападали на торговые и посольские караваны, зорили дворянские и боярские усадьбы.

Гудела, стонала, бесновалась матушка-Волга!

Из Москвы приходили добрые вести. Умер в одночасье царь Борис Федорович. Возликовали. К Москве движется государь Дмитрий Иванович. Возликовали вдвое!

«Царевич» на радостях воскликнул:

— Слава те, господи, свершилось! Дядя мой идет к Москве. Гуляй, казаки!

Воцарившийся Дмитрий Иваныч, узнав о четырехтысячном казачьем войске, выслал к «племяннику» своего гонца Третьяка Юрлова. Встреча произошла под Жигулями.

Гонец степенно молвил:

— Царь и великий князь Дмитрий Иванович шлет тебе, царевич Петр, свою грамоту.

Казаки довольно заулыбались: государь Дмитрий царевича признал, то добрый знак.

Принарядившийся Илейка принял грамоту, сорвал красные печати, молча прочел. Третьяк же Юрлов усмехнулся: какой же из него царский сын? Обычая не ведает. Царские особы сами грамот не читают.

Илейке же и невдомек, что промахнулся. Крутнув ус, весело глянул на войско.

— Дядя мой, государь Дмитрий Иваныч, велит идти нам к Москве. Обнять-де желает свого племянника. Любо ли, казаки?

— Любо! — взревела повольница.

— Слава государю!

— Айда к Москве!

С того дня поубавили разбой, заважничали. Сам государь к руке своей кличет, ждут всех на Москве щедроты царские.

Но за Свияжском, у Вязовых гор, радость казаков померкла. Бежавший из Москвы казак Гребенкин доставил худую весть: царя Дмитрия Иваныча убили в Белокаменной.

Сотники, головы, атаманы собрались на совет. Приговорили: войску идти вспять. Доплыв до Камышинки, вновь принялись «думу думати». Одни звали на Хвалынское море, другие — на Казань и Астрахань, третьи — в Дикое Поле. Спорили не день, не два, покуда не порешили: идти к донским атаманам. Волоком перетащились до реки Иловли и «перегребли на Дон, а Доном ехали до Монастырского».

Но оседлые, домовитые казаки встретили повольников с прохладцей:

— Неча у нас голытьбе делать. Один разбой на уме. Покуда Волгой шли, сколь добрых людей поубивали, да пограбили. Неча нас с царем Шуйским ссорить, пущай дале идут.

Атаманы в третий раз сошлись на совет. Федор Бодырин, выслушав начальных, молвил:

— Думаю, один нам ныне путь. В Сечь! Заодно с братьями-запорожцами будем промышлять.

На том и сошлись. Поплыли по Дону до Северного Донца, «а Донцом вверх погребли верст со сто».

К запорожцам «царевич» Петр не попал. Подле Айдара войско встретилось с гонцом из Путивля. То был посадский человек Онисим Горянин.

— Послан я к тебе, царевич Петр Федорыч, от князя Григория Шаховского и всех гражан путивльских. Велено сказать, что государь наш Дмитрий Иваныч жив, идет из Литвы с великой ратью в землю северскую и скоро будет в Путивле.

— Да может ли быть такое? — усомнился Илейка. — Царя Дмитрия на Москве людишки Шуйского убили.

— Злой навет! Убили попова сына, что обличьем на государя схож. Царь же Дмитрий Иваныч божьей милостью уберегся и бежал в Речь Посполитую. Ныне идет на Русь, дабы вернуть свой законный престол.

— Добро бы так, — все еще сомневаясь, протянул Илейка.

— Да ты глянь на печати, царевич, глянь! — показывая на свиток, вскричал посланец.

Илейка глянул. Красного воску, с орлами. Такие же печати он видел под Вязовыми горами у царского гонца Третьяка Юрлова, приехавшего с государевой грамотой из Москвы.

— Царская… Царская, казаки!

Повольники оживились, тесно огрудили Илейку.

— Чти, царевич!

Илейка прочел, весело и задорно крикнул:

— Слышали, казаки? Царь Дмитрий Иваныч жив! Государь и весь люд путивльский зовут нас в град Путивль. Послужим ли Красну Солнышку?

— Послужим, царевич!

Повольница двинулась по Северному Донцу на порубежный, «засечный» город Царев-Борисов.

— Засели в крепости наши злые недруги — людишки Шуйского, — говорил атаманам Илейка. — Надо порадовать Дмитрия Иваныча. Навалимся всем войском — и возьмем Борисов. Придем в Путивль с победой. Так ли, Федор Акимыч?

— Вестимо, царевич, — кивнул Бодырин. — Все не с пустыми руками придем.

Городок Царев-Борисов пал без боя.

На четвертый день «сиденья» в Борисове к Илейке доставили дюжего густобородого казака. Стремянный Булатко Семенов доложил:

— Матвей Аничкин. Посланец-де набольшего воеводы Ивана Болотникова.

— Болотникова? — живо заинтересовался Илейка. Он был немало наслышан об Иване Исаевиче. Слава об этом удалом казаке по всему Дикому Полю гуляет.

— То всем казакам казак, — гутарили бывалые повольники. — К барам, судьям и крючкам приказным зело был лют… Жаль, на ордынское войско нарвался, в сече сгиб.

И вдруг такая весть! Болотников жив, идет Большим воеводой на царя Шуйского.

— Да как же он из татарвы выбрался? — спросил Илейка. — Сказывали, сгиб донской атаман.