Иван Ефремов

«Я думаю, что в Вас нет никаких оснований утверждать, что я ничего не понимаю в литературе, а потому моё мнение о Ваших рассказах Вы должны признать достаточно авторитетным. Я не буду кривить душой и скажу прямо: Ваши рассказы нельзя признать хорошими, ибо их следует признать блестящими.

Что же в них хорошо?

Во-первых, изумительно-литературный русский язык; огромный словарь, т. е., вероятно, много тысяч слов, которыми автор активно пользуется. Это вообще редко встречается. <…>

Во-вторых,слог прекрасный. Автор нигде не делает ни одной ошибки. <…> К стилистике нельзя придраться — она безукоризненна. Словом, автор не только владеет словарём, но и умеет им пользоваться так, что русская речь его просто блестящая.

Эти две причины создают третью положительную сторону рассказов.

В-третьих, описания природы, которыми так богаты рассказы, читаются как захватывающие страницы интересных бесед умных героев. Таких бесед в рассказах мало, почти нет. Но от описаний природы трудно оторваться. Этого, пожалуй, редко кто достигал. И это, несомненно, одна из изумительных особенностей «Румбов». <…>

В-четвёртых,

хороши типы сибирских инородцев, их отношение к опасности; философски-спокойное, сократовское отношение к смерти. <…>

В-пятых.Вы знаете, что все литературные произведения имеют свой «запах». От Ваших рассказов пахнет чем-то здоровым, приятным, свежим… Словом, после их чтения на душе становится хорошо. Это непередаваемое большое достоинство «Румбов». И я вполне разделяю высокую оценку их в литературных кругах. <…>

В-шестых. Я не могу указать недостатков Ваших «Румбов», так как не вижу их. Рассказы очень хороши». [167]

В декабре 1944 года Ефремова пригласили в кремлёвскую больницу. Там лежал Алексей Николаевич Толстой, корифей русской и советской литературы, академик, депутат Верховного Совета СССР, председатель Союза писателей СССР. Его романы «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», написанные в двадцатых годах XX века, стали классикой научной фантастики.

Тяжелобольной, Толстой продолжал следить за движением советской литературы. Стремительное появление нового автора не могло пройти мимо его внимания.

Появление в палате Ефремова Толстой встретил вопросом:

— Рассказывайте, когда вы сумели выработать такой изящный и холодный стиль?

Главное в рассказах молодого автора было, по словам Толстого, «правдоподобие необычайного». Чем больше логики в необыкновенном, тем более верным и подлинным кажется это необыкновенное.

Через два месяца в стране будет объявлен государственный траур: Алексей Николаевич Толстой уйдёт из жизни. Короткая аудиенция в кремлёвской больнице станет для Ефремова в писательском мире поддержкой на многие годы.

Тогда же, в декабре 1944 года, сразу после визита к Толстому, произошло событие, неожиданное для Ивана Антоновича: его приняли в Союз писателей СССР. Обычно в эту организацию, обладавшую в Советском Союзе веским словом, принимали по заявлению желающего, который должен был предоставить, кроме публикаций, рекомендации двух членов союза.

Ефремова зачислили в Союз писателей без заявления и даже без его присутствия на заседании, поставив перед фактом. Случай из ряда вон выходящий. Видимо, какой-то высокий партийный чиновник пожурил секретаря: дескать, плохо работаете с кадрами, у человека столько публикаций, а он не член союза!