Иван Федоров

Своими высокими идеями она привлекла внимание Фридриха Энгельса, который сделал стихотворный перевод ее с испанского.

Поэма с первых строк противопоставляет своего героя излюбленным, но недостойным героям старой литературы:

Достойно ли поэта петь чертогиВластителей иль блеск войны кровавой,Когда звучат, ликуя, трубы славыНа небесах, где обитают боги?Не стыдно ль вам? Сокровище таланта,

Сиянье славы расточать, о братья,На тех, кого история навекиС презреньем осудила на проклятье?

Не короли, не тираны — герои человечества. Только тот достоин славы и бессмертия, кто своим трудом помогает человечеству совершенствоваться, кто облегчает муки человечества.

Таков и Гутенберг:

…ты пришел, — и мысльРаздвинула границы, что мешалиВ младенчестве ей развиваться долгом,

И унеслась, взмахнув крылом, в простор,Где с Будущим Прошедшее заводитТоржественный и вещий разговор.

Века страдало человечество в цепях рабства, гнета и насилия. Но вот раздался призыв к свободе человека. Печатный станок разнес этот призыв по всему миру:

…смертный из глубин паденьяВоспрянул гордо, полный возмущенья,И над простором рек

Пронесся клич: «Свободен человек!»И полетел, сметая все преграды,Святой призыв; и эхо понеслоЕго чудесно на крылах могучих,Что создал Гутенберг…

Отныне ни меч, ни костры — ничто не в силах преградить путь свободному слову; оно поднимет человечество и поведет его к победе над тиранами.

И поэма заканчивается хвалой изобретателю книгопечатания Гутенбергу:

Хвала тому, кто темной силы чванство

Повергнул в прах, кто торжество умаПронес сквозь бесконечные пространства;Кого в триумфе Истина сама,Осыпавши дарами, вознесла!Борцу за благо — гимны без числа![14]

Этот прекрасный гимн поет человечество не одному Гутенбергу, но всем борцам за свободу и развитие культуры. С полным правом может быть отнесен этот гимн и к другому книгопечатнику, такому же страстному борцу за благо человечества, — Ивану Федорову.

Иван Федоров видел и высоко оценил роль книгопечатания, как орудия культуры и просвещения; он понял также роль книгопечатания в практической борьбе и сумел использовать печатный станок для служения своему народу, своей родине. Это был достойный сын русского народа. Это был великий русский человек. По всем своим качествам Иван Федоров достоин занимать почетное место в ряду тех великих русских людей, которыми гордится наша страна и наш народ.

Но «хозяева жизни» в старой России, преследовавшие свободное печатное слово, старались оставить в тени имя первопечатника. Когда в 1870 году в связи с трехсотлетием введения книгопечатания возникла мысль поставить памятник Ивану Федорову, царское правительство отказало в средствах. Пришлось объявить сбор частных пожертвований. Деньги собирались в течение сорока лет! И в конце концов сооружение памятника попало в руки тех же самых «хозяев жизни».

Они старались сделать все возможное, чтобы пригладить и причесать под свою гребенку этого сильного и смелого человека; они пытались изобразить его чинным обывателем, хранителем «устоев» классового общества. Эти господа отвергли проект знаменитого русского скульптора Антокольского, насыщенный большой искренней правдой, реализмом, изображавший книгопечатника за работой в рабочем костюме, с засученными рукавами. Лучше всего об их отношении к такому проекту памятника рассказал сам Антокольский в своем письме: