Тотчас же вслед за окончанием Ливонской войны появляются две административные меры, которые можно считать официальным началом крепостного права. Первой из них было издание «Уложения», которое ограничивало право перехода крестьян в Юрьев день; на основании этого общего распоряжения следующий — 1581 год — был объявлен «заповедным», то есть таким, когда выход крестьян в той или другой форме был воспрещен; запрещение было временным и должно было оставаться в силе впредь «до государеву указу»; фактически оно держалось до 1586 года, когда опять было восстановлено прежнее право перехода. Последующие правительства Федора Ивановича и Бориса Годунова, следуя примеру, данному Грозным в 1581 году, чередовали заповедные годы с годами свободного выхода, вплоть до полной отмены Юрьева дня указом Василия Шуйского в 1607 году во время большого крестьянского восстания. Второй мерой была предпринятая в том же 1581 году и закончившаяся уже в 1592 году перепись, которая должна была в свою очередь положить конец переходам крестьян; записи в Писцовых книгах служили потом доказательством того, что данные крестьяне признаны «старожильцами» и правом перехода пользоваться не могут.
Были ли эти меры новизной, противоречившей прежней социальной политике правительства, показывают ли они поворот на какой-то иной социальный путь? Нет, в них приходится видеть продолжение все той же линии, которой держался Грозный с начала своего самостоятельного правления — линии борьбы с притязаниями крупных собственников и ограждения интересов помещиков средних и мелких. Юрьев день приходился на пользу исключительно крупным вотчинникам и архибогатым монастырям, которые переманивали к себе крестьян льготными условиями и оставляли, таким образом, малоимущих помещиков без рабочих рук при запустелой, заброшенной земле. Отмену свободы перехода правительство произвело не сразу, в виде общей решительной и окончательной меры принципиального свойства, а посредством временных, возобновляемых через известный срок фактических запрещений.
Мысль о введении заповедных лет была, может быть, внушена правительству помещиками Шелонской пятины, то есть старой Новгородской области, лежавшей на северо-западной окраине Московской державы. Это явление очень характерно: требование прикрепления крестьян к земле, на которой они раз поселились, требование обеспечения имений постоянным составом рабочих рук исходило от служилых людей той области, которая была театром бесконечно затянувшейся войны, которая наиболее пострадала, подверглась запустению и обезлюдению.
Помещики этого края, все владельцы средние и мелкие, особен-но остро ощущали нехватку рабочих рук и искали немедленной непосредственной помощи от администрации. Но последствия этого обращения к властям частных лиц, местной группы помещиков были очень широки и значительны. Ту меру обеспечения имений постоянной рабочей силой, об издании которой просили помещики северо-западной окраины для себя, во внимание к местной неотложкой нужде, правительство сделало общим правилом для всего государства; это обобщение запрета переходов можно признать фактом возникновения официального крепостного права.
VIII. Посмертный суд над Грозным
Если бы Иван IV умер в 1566 году, в момент своих величайших успехов на западном фронте, своего приготовления к окончательному завоеванию Ливонии, историческая память присвоила бы ему имя великого завоевателя, создателя крупнейшей в мире державы, подобного Александру Македонскому. Вина утраты покоренного им Прибалтийского края пала бы тогда на его преемников: ведь и Александра только преждевременная смерть избавила от прямой встречи с распадом созданной им империи.
В случае такого раннего конца, на 36-м году жизни, Иван IV остался бы в исторической традиции окруженный славой замечательного реформатора, организатора военно-служилого класса, основателя административной централизации Московской державы.
Ивану Грозному, однако, выпала на долю иная судьба, глубоко трагическая. Он прожил еще восемнадцать лет, и это были годы тяжелых потерь, великих бед для страны. Несчастье Грозного в том, что ему пришлось пережить слишком ранние свои успехи; слава его как завоевателя померкла, дипломатические и организаторские таланты забылись, он попал в другую историческую рубрику, под титул «тиранов», присоединился к обществу Калигулы, Нерона, Людовика XI и Христиерна II, в проблеме его личности психиатрические мотивы выступили чуть ли на первое место.
Как могла случиться такая пренебрежительная оценка этой, во всяком случае, очень крупной исторической личности?