Читаем Иван Грозный. Кровавый поэт полностью

«Мономахов трон» – молельное место Ивана Грозного в Успенском соборе Московского Кремля. 1551 г.


Вывод простой: «тиранство» Грозного носило некий избирательный характер. И совершавшиеся в его времена казни оттого и принимались народом с одобрением, что народ прекрасно понимал их причины. И не сводил таковые к «паранойе» и «жажде крови». Все, следовательно, было сложнее. Гораздо сложнее. Очень похоже, что враги Грозного одновременно были и врагами народной массы…

В жизни крупных русских городов того времени большую роль играл так называемый посад, или посадские люди: а именно купцы (не из крупных), всевозможные ремесленники. Те, кто в Польше именовался «мещане», в Германии – «бюргеры», а во Франции «третье сословие». Так вот, русский посад был вовсе не скопищем «холопов», даже с чисто юридической точки зрения. Посадский народ всегда живо интересовался делами города, следил за действиями властей и по мере своих скромных сил пытался влиять на ситуацию.

Сохранилась масса свидетельств, что посад вполне осмысленно и постоянно поддерживал Грозного в его деятельности…

А деятельность Грозного, помимо прочего, состояла еще и в неустанной борьбе с высшей аристократией, магнатами, тогдашними олигархами – русским боярством.

Вот это и есть ключевая точка. В русском народе прекрасно осознавали, против кого в первую очередь направлен якобы «бессмысленный» террор.


Иван Грозный. Со старинной немецкой гравюры на дереве. XVI в.


И одобряли это самым недвусмысленным образом, осознавая, что эксцессы (пусть такого слова тогда и не знали) – эксцессы и есть…

А потому дореволюционный историк русского крестьянства Беляев писал открыто: «Грозные государи московские Иоанн III и Иоанн IV были самыми усердными насадителями исконных крестьянских прав. В особенности царь Иван Васильевич постоянно стремился к тому, чтобы крестьяне в общественных отношениях были независимы и имели одинаковые права с прочими классами русского общества».

Каков пассаж! Одним махом «безумный тиран» превращается в защитника «трудового крестьянства»! Но в том-то и соль, что Беляев писал совершеннейшую правду. Иван Грозный не просто защищал крестьянские интересы – он еще и вводил на Руси самую натуральную демократию, какой в «передовых европейских странах» в то время и не пахло. Чуть позже я это буду доказывать, как говорится, с документами в руках.

Но не будем забегать вперед…

Все факты, дискредитирующие примитивную сказку о «кровавом безумце», были прекрасно известны и во времена Костомарова с Соловьевым, не говоря уж о Карамзине. Но историческая наука (к которой я отношусь с величайшим решпектом, как ясно уже читавшим мои прежние скромные труды) обладает стервозной особенностью отбирать и использовать только те факты, что укладываются в «общепринятую теорию». С фактами противоречащими поступают незатейливо: их попросту не замечают. Благо в стране под названием «Российская империя» существует уже и «образованное общество», и «передовая интеллигенция», одинаково жаждущие откровенного примитива в красивых обертках…


Оклад Евангелия. Вклад Ивана IV в Благовещенский собор Московского Кремля. 1571 г.


А потому до революции сторонники черной легенды о «безумном тиране» составляли то подавляющее большинство, которое как раз и владеет умами. После революции, как легко догадаться, положение ничуть не улучшилось: кто бы стал заниматься вдумчивым и объективным изучением личности и поступков Грозного, если все без исключения самодержцы были объявлены «сатрапами» и «тиранами»? И все написанное о «сумасшедшем тиране Грозном» как нельзя лучше иллюстрировало большевистские тезисы о «порочности царизма».

И появлялись стихотворные строки вроде написанных Владимиром Луговским:


…От белых поповен в поповском саду,
От смертного духа морозного,От синих чертей, шевелящих в аду Царя Иоанна Грозного…


С одной стороны, вновь присутствует некая шизофреническая раздвоенность мысли: если ад и рай являются не более чем «поповскими выдумками», то как может советский поэт рассуждать, куда именно после смерти попал Грозный? С другой же – ничего нового, все в русле концепций еще времен Карамзина…

И только после окончания Великой Отечественной о Грозном начинают писать объективно. Потому что таково указание Сталина. А Сталин понимал Грозного, как мало кто другой – ему самому пришлось вести ту же самую борьбу со своими зажравшимися и обнаглевшими боярами, разве что назывались сталинские бояре иначе, но суть была та же…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное