Читаем Иван Грозный. Кровавый поэт полностью

Описание, как видим, отличается довольно существенно от тех пестрых, как радуга, нарядов, которые в стиле тогдашних представлений о «сатанинском воинстве» изобразил Авилов. Выясняется, кроме того, что собачьи головы и метлы у седел – не более чем выдумка. В знак своей принадлежности к опричнине «порученцы» Грозного носили на поясе шерстяную кисть – это и был символ метлы, выметающей измену. Вообще «опричный корпус», как давным-давно отметили историки, имел много общего с духовно-рыцарскими орденами Европы – отобрав из опричников триста человек, царь назвал их «братией», а себя «игуменом», и в Александровской слободе они, в черных рясах, устраивали богослужения.

Представление об опричнине как нерассуждающей, жуткой силе, разившей правого и виноватого, превращавшей целые города в пустыни, а села в выжженные пепелища, буянившей, грабившей, зверствовавшей, родилось не на пустом месте и, надо отметить, все же не в вывихнутых от природы мозгах наших либералов, демократов, интеллигентов, которые всего-навсего (и с ними, увы, немалое число историков) некритически восприняли «свидетельства очевидцев и участников»…

Об опричнине известно не так уж много – поскольку многие документы того периода не сохранились, а летописцы излагали события скудно. И потому суждения о «песье-главцах» строили главным образом на «ценнейших исторических источниках» – собственноручных мемуарах сразу трех активных деятелей опричнины. По крайней мере так этих субъектов именовали – да и посейчас именуют, не в силах отрешиться от штампов.

Грустнейший юмор ситуации в том, что три «ценнейших свидетеля и участника» никогда в опричниках не служили, а их «воспоминания» представляют собой дурные фантазии, сочиненные с сугубо корыстной целью…

Присмотримся к этим типам повнимательнее. Первый из них – «немец-опричник», как его именуют, Генрих Штаден, автор знаменитых «Записок». Фантастический был прохвост, настолько, что, знакомясь с его биографией, испытываешь нечто вроде восхищения…

И в исторических трудах, и в популярных книжках встречается каноническая фраза: «Один опричник хвастался, что выехал с одной лошадью, а вернулся с целым обозом награбленного добра». «Одним опричником» как раз и был Штаден, из мемуаров которого эту фразу и выудили. Кстати, именно Штаден пустил гулять по свету сказочку про собачьи головы и метлы у седел.

Генрих Штаден, родом из Вестфалии, родился в семье простого бюргера, то есть горожанина. Родители хотели, чтобы он стал священником, но юнец, когда ему стукнуло семнадцать, оказался запутанным в какой-то грязной истории. Что он там натворил, в точности неизвестно, но тюрьма ему грозила вполне реально, и несостоявшийся пастор пустился в бега. С тех пор его жизнь стала крайне бурной и полной всевозможных метаморфоз.

Поначалу он, будучи без денег и мало-мальски полезного ремесла, трудился землекопом в Любеке и в Риге, катал тачку и махал лопатой. Утомившись, стал служить лакеем у мелких ливонских дворянчиков, поднялся даже до управляющего какого-то затерянного в глуши именьица. Попытался заняться торговлей, но попался шведским ландскнехтам, которые его обчистили до нитки. Разочаровавшись, должно быть, в честном труде, Штаден вскоре объявился в занятом поляками городе Вольмаре, пристанище многочисленных банд, которые, пользуясь сумятицей и безвластием, совершали набеги то на прилегающие русские земли, то на ливонские села, одним словом, грабили всех, кто подвернется. К одной из таких банд Штаден и примкнул. Однако у столь веселого и доходного промысла была и оборотная сторона: за подобными шайками гонялись все без исключения, потому что они всем надоели хуже горькой редьки. Вместе с корешками в тюрьму угодил и Штаден. Выйдя оттуда, он сообразил, что выбрал себе чересчур опасное ремесло, – и, поразмыслив, перебрался через границу на русскую территорию.

В России судьба двадцатидвухлетнего прыткого вестфальца изменилась самым волшебным образом. Во-первых, его принял толмачом (переводчиком) в Посольский приказ некий высокопоставленный дьяк. Во-вторых, Штаден получил от самого царя «лицензию» на право содержания кабака, а также винокурения, пивоварения и «ставленья» меда. И, кроме этого, занялся торговлей мехами. Друзей и покровителей способный юноша нашел себе очень быстро, и каких! Ему покровительствовали, улаживали его конфликты с москвичами и наделяли новыми привилегиями боярин Челяднин (глава боярской думы), Григорий Грязной, Алексей и Федор Басмановы (верхушка опричнины)…

Карьера, одним словом, фантастическая. Вот только одна существенная неувязка: обо всем этом феерическом взлете известно исключительно со слов самого Штадена. По документам проверить это невозможно: как и уверения Штадена, что царь Иван «произвел его в рыцари»…

На этом не кончилось. По словам Штадена, царь зачислил его в опричники и Генрих принимал участие в тех самых зверствах и грабительских походах, которые описывал прямо-таки со сладострастием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное