Иван Грозный: Кровавый поэт

Помянутые роды (и многие другие) в традициях прямо-таки первобытного общества творили что хотели - то воевали друг с другом, то устраивали свои собственные, частные войны с сопредельной Шотландией (впрочем, шотландцы отнюдь не были мирными овечками и частенько сами с большим удовольствием вторгались в Пограничье, чтобы как следует пограбить). Ну а грабеж в тех скудных местах сводился главным образом к угону скота. Англичане - у шотландцев, шотландцы - у англичан, те и другие - друг у друга…

Так ведь мало того! В Пограничье существовали еще и свои собственные беспредельщики! Среди болот и холмов области Чевиот располагались две «разбойничьи долины», где обитали вовсе уж законченные отморозки, не признававшие не только королевской власти, но и «понятий», введенных Перси, Невиллами и прочими кланами. Кланы у них были свои собственные, ничему и никому не подчинявшиеся. Речь идет не о каких-то мелких шайках: в диких местах, среди болот, были устроены крепости, где обитало примерно полторы тысячи вооруженных до зубов решительных личностей - а также их жены, малые детушки, бабушки и деды.

Вот эти плевали и на закон, и на «понятия», не признавая ничего, кроме верности своей шайке, то бишь клану. Промышляли они не только угоном скота, но и классическим рэкетом, а также похищениями людей с целью выкупа. При малейшей опасности они быстренько находили приют по ту сторону шотландской границы, где обитали такие же отморозки, разве что щеголявшие не в штанах, а в клетчатых юбках.

Эту вольницу - и кланы Перси-Невиллов, и обитателей «разбойничьих долин» - удалось скрутить в бараний рог лишь королеве Елизавете году к 1570-му. Женщина была решительная и с феодальной вольницей боролась почище Грозного. Но только в начале семнадцатого столетия дворяне в тех местах стали строить «нормальные» господские дома, без высоких стен и крепостных башен…

Но мы, пожалуй, снова забегаем вперед. В 1509 г. на английский престол вступил король Генрих VIII - и началось такое…

Впрочем, чтобы в полной мере объяснить царствование Генриха, нам обязательно следует отвлечься на время от доброй старой Англии, Острова кошмаров, и перенестись в Германию…

Тогдашняя Германия пышно именовалась Священной Римской империей германской нации, как водится, имелся даже император - вот только власти у него было примерно столько же, сколько у ночного сторожа (магнаты бдительно следили за тем, чтобы такое положение сохранялось неизменным). А на деле «империя» состояла из примерно трехсот больших и маленьких, практически независимых государств, а также примерно тысячи тоже независимых рыцарских владений.

Именно из Германии и поползла очередная зараза, на доброе столетие погрузившая практически всю Европу в огонь и кровь…

Звалась эта зараза - Реформацией. И заварил кашу монах по имени Мартин Лютер. Сам он, насколько можно судить, руководствовался побуждениями достаточно благородными. Он хотел как лучше - а получилось как всегда. С романтическими (и не особенно) реформаторами такое случается сплошь и рядом, поскольку с определенного момента процесс выскальзывает из рук творца и живет по своим собственным законам…

Поначалу Лютер стремился, повторяю, к цели достаточно благородной: реформировать католическую церковь, чересчур увлекшуюся мирскими делами в ущерб высокой духовности (интересно, что во времена Лютера в русской православной церкви наблюдались схожие процессы, о чем подробнее - позже…).

Безгрешен, как известно, лишь Господь Бог, а земной церковью руководят люди. Люди есть люди… В церковных иерархах было слишком много мирского, суетного: они превратились в форменных феодалов с пышными выездами, соколиными охотами, живейшим участием в политических интригах и прочими грехами. Многих ревнителей духовности, не одного Лютера, возмущало появление индульгенций - продававшихся за деньги грамоток с полным отпущением грехов (кстати, в шестнадцатом веке на Руси отмечена продажа за деньги неких «богоспаситель-ных грамот», которые весьма напоминают индульгенции…).

Разумеется, нарбоннский епископ Беранжер, который не только продавал за деньги церковные должности, но и содержал на жалованье шайку разбойников, исправно таскавшую ему с больших дорог всякое добро, был крайностью. Но и без этой крайности в церкви накопилось немало грешного. Людей, искренне верующих и думавших в первую очередь о духовности, это всерьез возмущало.

Вот Лютер и провозгласил свои знаменитые «девяносто пять тезисов» об исправлении церкви - которую вовсе не собирался покидать. Но прекрасно известно, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями…

В числе прочего Лютер достаточно внятно провозгласил идею о том, что церковь ради приближения к высокой духовности должна отказаться от обладания многочисленными земными благами. Это был не самый важный для него самого тезис, но именно он сыграл роль выпущенного из бутылки джинна - не относительно мирного Хоттабыча, а того персонажа Стругацких, что плевался огненными языками и рушил им же созданные замки…