Иван Грозный — многоликий тиран?

— А как же?.. — выдавил я, обращаясь к Никите Романовичу и пытаясь жестами восполнить недостаток слов.

— А, это? — понимающе кивнул он. — Церковь за стеной. Почитай, достроили, да вот все никак не соберемся крышу перекрыть. Но службы уже служат, вот и переход сделали, чтобы царь мог церковь посещать, когда ему вздумается.

Я проследил за движением его руки и увидел деревянную галерею, которая вела от дворца к стене, перебиралась через нее и стекала вниз. Зачем это было сделано, я так и не понял, а расспрашивать не хотелось — главное для себя я уже уяснил.

В этой клетке тесной провел я несколько месяцев, выезжая в город лишь с Иваном, когда он меня приглашал. Один только раз удалось добиться мне разрешения выбраться в Кремль, проверить свои палаты и забрать немногие вещи, оставленные при нашем поспешном отъезде. Перечень их на восьми листах был заботливо княгинюшкой моей составлен, но у меня и свой интерес имелся.

Подъезжал я к своему подворью с некоторым трепетом, боялся в глубине души, что разграбили его земские за время моего отсутствия, да и опричники могли пошалить под шумок захвата. Слава Богу, все обошлось, кто-то предусмотрительный даже поставил охрану, почтительно склонившуюся при моем появлении. Тут заметил я мужчину, не шибко молодого, по одежде купеческого звания, который делал мне знаки рукой, пытаясь привлечь мое внимание и в то же время хоронясь от моей свиты. Что-то знакомое мелькнуло в его лице. Ба, да это же Анфим, сын Сильвестра, озарило меня. Я подозвал стремянного и приказал ему привести ко мне «челобитчика».

— Который день уж вас караулю, князь светлый, — сказал Анфим, когда мы остались одни, — как прослышал о вашем возвращении, так сразу и смекнул, что обязательно вы во дворец свой старый наведаетесь. Слава Богу, дождался. Поручение у меня к вам, — продолжил он, — получил я грамотку от отца моего из Соловецкой обители…

— Подожди, — прервал я его, — что-то в ухо попало, муха, наверно, ничего не слышу, — я поковырял пальцем в ухе, не сводя пристального взгляда с Анфима, — так о чем ты говорил?

— Нижайше доношу вам, что отец мой, Москву покидая (вот какой молодец оказался, на лету уловил — истинный сын своего отца!), наказ мне оставил в случае невозможности его возвращения или болезни смертельной библиотеку его вам передать.

Тут я просто задрожал от вожделения и радости, даже пальцами непроизвольно задвигал — давай, где же она?! О, знал я хорошо Сильвестрову библиотеку, заслуженно она на всю Москву славилась, многих свитков, им собранных, даже в царском хранилище не было! А Сильвестр-то каков! Не ожидал, что он мне такое поминание отпишет. Дай ему, Боже, смерти легкой! Искупил он свои грехи.

— Все в целости и сохранности, в сухости и для мышей в недоступности, — успокоил меня Анфим, — могу хоть завтра доставить.

И тут меня не иначе как Господь надоумил.

— Подожди, — говорю, — сюда не привози. Можешь ли в другой город доставить, скажем, в Ярославль?

— Куда прикажете, князь светлый, все для вас сделаю по воле отца моего и в память о вашей доброте неизменной ко мне, — почтительно ответил Анфим.

— А еще кое-чего с собой прихватишь? — спросил я его.

— Сколько угодно, только прикажите!

Отвел я его в камору тайную, где хранил я главное мое сокровище — царскую библиотеку. Вы спросите, по какому праву она у меня оказалась, а не в царской сокровищнице? Я вам так отвечу: а где еще ей быть, если никому она, кроме меня, не нужна и никто ее, кроме меня, за сокровище не почитает. Димитрий, Царствие ему Небесное, и Иван — те по молодости, а Захарьины… Да что они вообще в этом понимают?! И какое они отношение к этому имеют?! Эти свитки моя бабка в качестве приданого главного привезла, дед мой прибавил и отец, да и мы с братом моим не упускали ничего, что к нам в руки плыло, даже и мимо. Все это мое по праву, и нечего больше об этом говорить!

— Возов десять будет, а то и все двенадцать, — задумчиво покачал головой Анфим.

Вот сразу чувствуется человек практический. Никаких ахов и охов, никакого дрожания рук и прерывистого дыхания, не звездный мрак в глазах, а единственный вопрос — сколько возов снаряжать?

— Будем считать двенадцать, да у меня три, выходит пятнадцать, — продолжал Анфим, — пропуск мне на них потребуется с охранной грамотой. И куда доставить в Ярославле, кому передать, как сложить? — забросал он меня вопросами.

Пришлось и мне стать на время человеком практическим. Объяснил я ему все в деталях, сам на себя удивляясь — откуда все бралось, не иначе как и в этом Господь мною руководил. Обещал и пропуск сделать, приказал быть ему каждый день после обедни у северных ворот крепости опричной, мой верный человек, тот самый стремянный, что его во дворец провел, пропуск ему и передаст. На том мы с ним и расстались, навсегда. Выполнил он все в точности, и впоследствии, перебирая свитки старые, поминал я всегда его добрым словом и молил Господа простить ему все его грехи, если они у него были.

* * *