Иван Грозный. Том I. Книга 1. Москва в походе. Книга 2. Море (часть 1)

Там, в черноте подземелья, послышался дикий вой, возня.

Иван прислушался, улыбнулся. Сел у тагана, стал греть руки.

Возня и шум усиливались, и, наконец, в каземат ввалились стрельцы, без шапок, растрепанные, ведя за вывернутые руки усатого, широкогрудого человека, все лицо которого было в синяках и кровоподтеках.

Увидев царя, он крикнул задыхающимся голосом:

— Батюшка-государь, Иван Васильевич! Помилуй!

Царь сделал рукою жест, повелевающий стрельцам уйти. Они вышли, а приведенный ими узник пал ниц перед царем.

Кат с деловым видом подошел к полке, снял с нее небольшую железную лопаточку и сунул ее в горячие угли, а на таган поставил чашу с маслом.

— Поднимись, собака! — толкнул ногою царь валявшегося на полу узника.

Тот послушно приподнялся на коленях.

— Обладай! — повелительно сказал царь Иван кату, кивнув в сторону узника.

Кат мягко, на носках, подошел к трепетавшему от ужаса начальнику княжеской стражи и, приподняв его, поставил на ноги. А затем принялся неторопливо, называя его ласковыми именами, снимать с него кафтан и рубашку. Оторвав пуговицы, кат покачал головою, положил пуговицу себе в карман.

— Дай мне ее! — строго сказал царь.

Кат вынул из кармана, отдал царю, который, повертев ее в руках, сказал:

— Литовская… Не наша…

Нагнулся, тщательно осмотрел одежду узника.

Кат озабоченно возился около своей жертвы.

Иван Васильевич сел на скамью, внимательно следя за действиями ката.

У начальника княжеской стражи зуб на зуб не попадал от лихорадочной дрожи. Когда он был обнажен по пояс, кат провел своей ладонью по его спине, погладил, с каким-то особым, деловым видом пошлепал по телу. И с выражением удовольствия на лице отошел в сторону, стал ждать приказания царя.

Поднялся с своего места Иван Васильевич.

— Сказывай! Веруешь ли ты в Бога, творящего чудеса, не знающего в гневе пощады и в милости исполненного щедрот?

— Верую, великий государь, верую, — еле шевеля от страха губами, прошептал допрашиваемый.

— Знаешь ли ты царя, воцарившегося на Руси Божиим изволением, единого скипетродержателя, владыку владычествующего и всеми правящего?

— Знаю, — послышался в ответ робкий шепот.

— А коли так, чего же ради ты на расправу своему князю увлек моих людей, шедших ко мне с челобитием? Стало быть, твой князь выше царя, коли он может бросать в темницы царевых рабов? Отвечай!

Глаза Ивана глядели в упор на княжеского холопа.

Царь выхватил из голенища плеть и с силой ударил ею княжеского стражника по лицу.

— Ты молчишь! Окаянный льстец! Подобно своему хозяину, упрятал ты змеиное жало… А кто того не знает, что спрятанное жало — горчайшее зло, оно жалит, когда к тому случай явится. Ну, мы не будем того ждать. Вырвем жало, покудова оно не вышло наружу; И, кивнув головой кату, царь сказал: — Тронь!

Кат спокойно вынул из огня раскаленную железную лопатку и приложил ее к плечу узника.

Дикий вопль огласил подземелье. Пытаемый вцепился в одежду ката, оттолкнул его к стене.

— Стой, собака! — громко крикнул царь. Лицо его, красное от отблеска огня и волнения, перекосилось злобою. — Не шевелись! Отвечай! Кто бывает у твоего князя и о чем болтают!

— Не ведаю, государь! — простонал узник.

— Может стать, тебе неведомо, и кто велел тебе захватить колычевских мужиков?

— Матушка-княгиня Ефросинья, она… она… посылает нас! Князю то неведомо.

Иван некоторое время стоял в раздумье. Видно, что он доволен остался ответом своего пленника.

Кат суетился около огня, нагревая большие железные когти.

Видя это, узник снова завыл, прижавшись к каменной стене.

Нахмурив брови, Иван Васильевич стал внимательно следить за выражением лица узника, который снова повалился на пол, стал умолять царя помиловать его.

— Отвечай, кто из бояр и князей наибольшие доброхоты князю Володимиру?

— Князья Репнин, Ростовский, Курлятев, Телятьев… А о чем болтают, нам немочно знать… В хоромы нас не пущают…

— Станешь ли ты на мою сторону, чтоб служить мне верою и правдою, коли я помилую тебя?

— Стану, батюшка-государь, стану, по гроб буду верен тебе, — со слезами на глазах принялся креститься пытаемый.

— А коли не сдержишь слова?

— Отсеки мне головушку в те поры, отец родной… В огне сожги, спали на углие!..

— Клянешься?

— Клянусь!

— Выжги ему на груди крест, чтоб не забывал своей клятвы… Многие клянутся, отрекаются от злоумышления и измены и скоро о том забывают, а ты, глядя на крест, припоминай свою клятву… Вспомяни батюшку-царя…

По лицу Ивана Васильевича скользнула насмешливая улыбка.

— Великий государь!: — снова завопил княжеский страж. — Запомню я и без того!.. Запомню!

— Самый тягчайший клятвопреступник под пыткою употребляет слова сладчайшие, но я давно перестал тому верить.

Кат уже накалил докрасна небольшой железный крест… Подойдя к узнику, он ласково попросил его лечь на скамью навзничь. Тот покорно выполнил это — лег, закрыл глаза.

— Молись!.. — приказал царь. — Ежели праведник отступает от правды своей и делает беззаконие, он губит душу, а беззаконник, ежели обращается от беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, к жизни возвращает душу свою… Аминь!