Иван III

По возвращении из Италии в ноябре 1472 года Иван Фрязин — главный устроитель брака Ивана III с Софьей Палеолог — был арестован вместе со всей своей семьей, а имущество его конфисковано. «Князь же великы… повеле поимати Фрязина да оковав послал на Коломну, а дом его повеле разграбите и жену и дети изымати» (31, 299).

Логику рассуждений великого князя, в сущности, несложно было угадать наперед. Но Вольпе был слишком увлечен головокружительными мечтами. В коломенской темнице у него появилось достаточно времени, чтобы поразмыслить о превратностях судьбы и о коварстве сильных мира сего.

(Впрочем, колесо Фортуны еще не остановило свое вращение для него. Спустя некоторое время страсти улеглись, и государь сменил гнев на милость. Такой человек, как Вольпе, мог ему еще пригодиться. К тому же за денежника, вероятно, ходатайствовали земляки-итальянцы и сама великая княгиня Софья. Источники не сообщают об освобождении коломенского узника. Однако известно, что лет семь или восемь спустя Иван Фрязин был уже не только на свободе, но и вновь на вершине благополучия. О нем упоминает в своем завещании, написанном не позднее 1481 года, младший брат Ивана III, удельный князь Андрей Вологодский. «В числе заимодавцев (князя Андрея. — Н. Б.)

оказался Иван Фрязин. Князь задолжал ему ни мало, ни много, как «полчетвертаста рублев» (350 руб.), следовательно, громадную по тому времени сумму, больше, чем кому-либо другому из своих кредиторов. В закладе у Ивана Фрязина лежали лучшие княжеские драгоценности: золотая цепь, малая золотая цепь, два золотых ковша, чарка золотая. Все эти вещи были подарены Андрею Васильевичу его старшим братом, великим князем. Кроме того, в закладе у Ивана Фрязина лежали большая золотая цепь и 12 серебряных мисок, подаренных князю его матерью. Здесь Иван Фрязин выступает перед нами по крайней мере как крупный делец, ворочающий большими денежными суммами. Этого дельца мы с полным правом можем отождествить с названным раньше денежником Иваном Фрязиным» (149, 346).)

Приятелю Вольпе, Джану Баттисте Тревизану, пришлось отсидеть около двух лет в московской тюрьме. Заточив Тревизана, Иван III в конце 1472 года (под давлением итальянцев из свиты Софьи) отправил к венецианскому дожу Никколо Трона за разъяснениями своего посла (161, 183). Дож подтвердил, что Тревизан действительно является его послом к татарам, и попросил выпустить его из темницы, помочь добраться в Орду, а также снабдить деньгами. Все расходы дож обещал покрыть из своей казны (27, 299).

В конце концов, уступая просьбам венецианского дожа (подкрепленным богатыми дарами), а также желая успокоить напуганных жестокими расправами с соотечественниками московских итальянцев, великий князь 19 июля 1474 года отпустил Тревизана в Орду. Там посол встретился с ханом Ахматом, который, впрочем, не выразил никакого желания воевать с турками на благо Венеции. В конце концов Тревизан был отправлен татарами к Черному морю, откуда на кораблях вернулся домой.

Памятуя об обещании венецианского дожа возместить все расходы, связанные с Тревизаном, Иван не удержался от маленькой хитрости: вручив незадачливому послу на дорогу всего лишь 70 рублей, он написал дожу, будто дал 700. Уже через 5 дней после отъезда Тревизана московский посол Семен Толбузин повез эту грамоту в Венецию. Конец всей этой истории покрыт мраком забвения. Неизвестно, сумел ли Иван III провести видавших виды венецианских купцов. Но, судя по тому, что эта история попала в московские летописи, проделка удалась.

Конечно, это откровенное жульничество не украшает нашего героя. Однако не будем и судить его слишком строго. На иноверцев в ту пору на Руси (да и по всей Европе) смотрели не только как на врагов, но и как на существа иного порядка, в отношении которых нравственные законы имели не больше значения, чем в отношении домашних животных. Обмануть их тем или иным способом не считалось зазорным. Напротив, в этом видели даже некую доблесть и удаль. Сын своего времени, Иван не чужд был и его предрассудков…

Можно лишь догадываться о том, что рассказывал Тревизан, вернувшись в Венецию, о своих злоключениях в Москве. Известно, однако, что после этой истории Венеция надолго утратила интерес к переговорам с Иваном III. Желая исправить положение, Иван весьма радушно принял в Москве осенью 1476 года венецианского дипломата Амброджио Контарини, волею обстоятельств попавшего на Русь на обратном пути из Персии, куда он ездил в качестве посла. Уже первую свою беседу с Контарини Иван начал с того, что «с взволнованным лицом… стал жаловаться на Дзуана Баттисту Тревизана» (2, 226). Несомненно, он рассчитывал на то, что Контарини передаст этот разговор Совету Десяти и настроит правителей Венеции в его пользу.