Иван III

Вскоре по приезде, в конце весны — начале лета 1475 года, Фиораванти поехал во Владимир для того, чтобы своими глазами увидеть древний храм, копию которого ему предстояло возвести. Осмотрев здание, мастер обронил замечание, вызвавшее замешательство у сопровождавших его русских: «Наши строили!» (18, 199; 27, 302).

Один любознательный московский летописец (возможно, принадлежавший к клиру Успенского собора) с огромным вниманием следил за действиями Фиораванти. В его рассказах отчетливо звучат столь знакомые нам чувства — восхищение техническим превосходством Запада, жадный интерес ко всему новому и необычному, ущемленное национальное самолюбие.

Осмотрев развалины митрополичьего собора, Фиораванти похвалил гладкость стен, но заметил, что «известь не клеевита да камень не тверд». Обдумывая план своего строительства, мастер «не восхоте приделывати северной стены и полати (верхние перекрытия. — Н. Б.). но изнова зача делати». Остатки прежних стен он убрал с помощью простого приспособления: «три древа поставя и конци их верхние совокупив во едино, и брус дубов обесив на ужищи (веревке. — Н. Б.)

посреди их поперек и конец его обручем железным скова, и раскачиваючи разби; а иные стены съисподи (снизу. — Н. Б) подобра и поление подставляя и всю на поление постави, и зазже поление и стены падошася». Стремительное разрушение самоуверенным чужестранцем могучих стен московского собора вызвало у летописца изумление, к которому примешивался почти мистический страх: «И чюдно видети, еже три годы делали, во едину неделю и менши развали, еже не поспеваху износити камения… Книжницы же называху брус дубовой бараном; се же, рече, написано, яко сицевым образом Тит Ерусалим разби». (Римский император Тит в 70 году н. э. взял штурмом и разрушил Иерусалим.)

Покончив с творением Кривцова и Мышкина, Фиораванти «рвы же изнова повеле копати и колие дубовое бита… И кирпичную печь доспе за Ондроньевым монастырем, в Калитникове, в чем ожигати, и как делати, нашего рускаго кирпича уже да продоловатее и тверже, егда его ломать, тогда в воду размачивают; известь же густо мотыками повеле мешати, и яко наутрие же засохнет, то ножем не мочи расколупити. Святого же Петра чюдотворца в Иван святый вынесли под колоколы. Обложи же церковь продолговату полатным образом…

На первое лето изведе ея из земли Аристотель. Известь же как тесто густое растворяше, а мазаша лопатками железными; а камень ровной внутри класта повеле; столпы же едины 4 обложи круглы: се, рече, крепко стоят; а в олтаре два столпа кирпичны, те на четыре углы; а все в кружало да в правило» (18, 199).

Итак, Фиораванти имел полную свободу выбора технических приемов строительства. Русские мастера обязаны были беспрекословно выполнять его указания. При этом он не держал секретов и охотно пояснял причины тех или иных своих решений. Желая с самого начала произвести впечатление на заказчика, мастер учинил эффектное действо с разрушением стен прежнего собора. По просьбе Фиораванти великий князь решился даже на такую вольность, как перенос мощей святителя Петра в расположенную неподалеку церковь-колокольню во имя Иоанна Лествичника. Все это шло вразрез с московской «стариной». Так, например, Василий Ермолин в 1467 году не стал разрушать обветшавший собор Вознесенского монастыря, а перестроил его с использованием прежних стен. Митрополит Филипп не дерзнул выносить мощи святителя Петра из строившегося Успенского собора. Понятно, что только непреклонная воля Ивана III могла дать мастеру подобную свободу. Но на сей раз это был его

собор и его мастер. Государь доверился Фиораванти, равно как и тот доверился ему, приехав в Россию. И кажется, эти два великих строителя, что называется, «нашли друг друга».

В воскресенье 16 апреля 1475 года состоялось перенесение мощей святителя Петра и других митрополитов из развалин Успенского собора в церковь Иоанна Лествичника (31, 303).

В понедельник 17 апреля Фиораванти начал разбивать уцелевшие стены старого собора. Природа в тот год словно издевалась над строителями. 23 апреля разразилась ранняя гроза с ливнем, а потом вдруг установилась необычайно холодная погода, простоявшая до 2 мая. Затем небо обрушило на землю продолжавшиеся много дней непрерывные дожди. Только в июле, закончив расчистку строительной площадки и совершив поездку во Владимир-на-Клязьме, Фиораванти начал копать рвы под фундаменты, поразившие москвичей своей необычайной глубиной — более четырех метров.