Иван III

Прожив в Новгороде без малого два месяца, князь Иван стал собираться домой. Источники противоречат друг другу (а порой и самим себе) относительно точной даты его отъезда. Согласно псковской летописи, великий князь покинул Новгород во вторник 16 января 1476 года — «в самъ Петров день» (41, 202). (В этот день Церковь славила описанное в Деяниях апостолов чудо — Спадение вериг с апостола Петра. Ну, а москвичи в этот день вспоминали и своего первосвятителя — митрополита Петра, похороненного в Петроверигском приделе московского Успенского собора.)

Однако в том же тексте псковский летописец, противореча сам себе, сообщает, что Иван пробыл в Новгороде «9 недель пол ну» (41, 202). Зная день его прибытия (вторник 21 ноября 1475 года), легко подсчитать, что полных 9 недель истекло с этого дня лишь во вторник 23 января 1476 года. Кроме того, в московских описаниях поездки Ивана в Новгород сообщается, что 19 января он имел «пир у владыки третей» (18, 205). Все это позволяет думать, что дата, названная псковским летописцем, ошибочна. На самом деле Иван покинул Новгород 23 января. Накануне он дал прощальный пир местной знати, хорошим поводом для которого был день его рождения. (Иван III, напомним, родился 22 января.)

Из Новгорода великий князь отправился в Москву кружным путем. Обогнув озеро Ильмень с запада, он прибыл в Русу — второй по значению город Новгородской земли. Там Иван, по-видимому, также занимался разбором жалоб и «перебором людишек». Из Русы знакомым путем — через Яжелбицы, Волочек и Торжок — умиротворитель Новгорода отправился назад в Москву. Выезд Ивана из Русы следует отнести к четвергу 1 февраля. (Провожавший его до Русы псковский наместник Ярослав Оболенский вернулся во Псков 4 февраля (41, 202). От Русы до Пскова по зимнему пути он мог добраться дня за три.

Иван любил приурочивать важные события своей жизни к четвергу, считая этот день удачным. Вот и теперь в Москву он прибыл «февраля 8, в четверг… утре пред обеднею» (18, 205). Впрочем, у этой даты были и другие особенности. 8 февраля церковь славила почитаемого на Руси святого воина Федора Стратилата. Великий князь своей новой бескровной победой над вероотступниками-новгородцами и сам до некоторой степени уподобился святому воину. 8 февраля был и семейный праздник всех детей Василия Темного — день свадьбы их отца и матери (8 февраля 1433 года). Исполнив ритуал торжественной встречи «с великою честию», отстояв обедню в соборе, преклонив колени у могилы отца, Иван поспешил с поздравлениями и рассказами о походе в покои матери, старой княгини Марии Ярославны. Там, в узком кругу великокняжеской семьи и ближайших бояр, Иван в тот памятный день «обедал и пил» (18, 205).

Новгородская драма состояла из трех действий. В первом было много крови, во втором — демагогии, а в третьем — плача. Третье действие — московско-новгородская война 1477–1478 годов — готовилось долго и тщательно. После возвращения Ивана III из Новгорода в Москву 8 февраля 1476 года мы вновь надолго оказываемся как бы перед опущенным занавесом. О том, что происходило в Новгороде в эти полтора года, можно лишь догадываться по косвенным данным. Но, словно пародия на новгородскую драму, на ярко освещенной авансцене разыгрывается бесконечная тяжба псковичей с их новым покровителем и деспотом — великим князем Иваном Васильевичем. Здесь нет ни железа, ни крови. Но зато много сильных слов и театральных жестов.

15 июня 1476 года псковичи отправили в Москву очередных просителей «с грамотою жалобною, а бити челом с плачем великому князю на князя Ярослава Васильевича, чтобы он с своеа вотчины (Пскова. — Н. Б.) его съслал… зане же (потому что. — Н. Б.) он над всем Псковом чинит… насилье велико, тако его наместники по пригородом и по волостем» (41, 203). Подобострастный тон псковского прошения не оставляет сомнения в том, что гордые псковичи уже не видели для себя иной возможности избавиться от распоясавшегося наместника, кроме смиренной жалобы к великому князю. Но где и когда верховная власть отступалась от своих агентов в пользу народа? К тому же вызывающее поведение князя Оболенского, по-видимому, соответствовало тому сценарию, который был написан для него в Москве. Он должен был расширить полномочия московской администрации, увеличить платежи и поборы, а главное — личным примером убедить псковичей в том, что они уже не вправе, как прежде, приглашать и изгонять князей «по своей воле». Во всем, что касалось методов проведения этой воспитательной работы, Оболенский получил от великого князя полную свободу рук. Бедным псковичам оставалось только проклинать тот день и час, когда, прельстившись московской военной помощью, они вступили в сомнительную дружбу с Иваном III.