Иван III

Дело о вдовых попах получило продолжение осенью 1469 года. В октябре во Псков прибыли два посла из Москвы. Первый был отправлен великим князем Иваном Васильевичем, второй — митрополитом Филиппом. Через послов псковичам передана была воля Москвы: во всем повиноваться новгородскому владыке, а грамоту о вдовых попах вынуть из заветного «ларя» и порвать. Скрепя сердце псковичи в пятницу 5 января 1470 года исполнили московский приказ. Псковский летописец с горечью отмечает точный срок, в течение которого продержалось благочестивое нововведение: «А лежала в лари тая грамота положена год да пол третья месяца» (41, 168).

Проявив смирение в церковном вопросе, псковичи решили воспользоваться моментом и выторговать для себя кое-какие уступки у Новгорода и Москвы. С этой целью псковский посадник Яков Иванович Кротов в воскресенье 7 января 1470 года выехал из Пскова в Новгород и далее — в Москву. Обратно он вернулся уже «в великое говение», то есть во время Великого поста (с 5 марта по 22 апреля 1470 года). Посадник привез из Новгорода псковских купцов и деловых людей, которые были схвачены новгородцами еще полгода назад и томились в «порубе» — местной темнице.

Между тем архиепископ Иона, едва узнав о том, что псковичи уничтожили свою вечевую грамоту, потребовал всех местных вдовых попов к себе в Новгород для «управления». Псковский летописец саркастически описывает это владычное разбирательство, которое свелось к самому бессовестному мздоимству: «И теми часы к нему священници и диакони вдовий начаша ездити; и он у них нача имати мзду, в коего по рублю, у коего полтора, а их всех посполу без востягновения нача благословляти, пети и своити им грамоты другыя и ста нова ис тоя мзды за печатми давати, а не по святых отец и святых апостол правилом, како ся сам ко всему Пскову обещал» (41, 169).

Итак, церковная тяжба закончилась к удовлетворению новгородского владыки, но и к попранию церковного благочиния. Много ли приобрел архиепископ Иона своим бесстыдным вымогательством? Рублей 20 или 30… А ведь и жить-то ему оставалось всего каких-нибудь полгода. Но псковичи, конечно, не забыли этой истории, как не забыли они и многих других высокомерных низостей своего «старшего брата». Придет время — и они будут равнодушно наблюдать за агонией Великого Новгорода. И, может быть, именно эти неправедно взятые владыкой 20 или 30 рублей серебром и стали той ценой, за которую продана была древняя новгородская свобода…

В 60-е годы XV века ситуация в новгородско-псковском регионе существенно изменилась в пользу Москвы. Псков из убежища всех врагов Ивана III превратился в его верного союзника. Этот союз стал сильным средством давления на Новгород. Сам Новгород, судя по всему, вынужден был смириться с условиями Яжелбицкого мира, против которых он бунтовал в 1458–1463 годах. Успех был достигнут великим князем без явного применения силы, которое могло бы сплотить новгородцев и встревожить соседние государства.

Хорошо понимавший психологию толпы, Иван III был мастером того, что позднее назовут «манипулированием общественным сознанием». В глазах рядовых новгородцев московский князь прежде всего предстал защитником «старины» и противником псковского церковного сепаратизма. Последнее было очень важно: князь Иван не хотел задевать самолюбие всего Новгорода. Напротив, он надеялся расколоть городскую общину изнутри и привлечь на свою сторону ее основную часть. Горожане должны были увидеть в нем не завоевателя, а защитника, не разрушителя всего и вся, а строителя, призванного перестроить прогнившее изнутри здание Великого Новгорода.

Установившееся зимой 1463/64 года перемирие Новгорода с Москвой оказалось достаточно устойчивым. Весной 1464 года новгородцы с честью встретили у себя на Волхове протеже митрополита Феодосия — грека Иосифа, собиравшего милостыню для спасения храма Гроба Господня. В следующем, 1465 году в Новгороде был принят на кормление какой-то неведомый князь Иван Иванович Белозерский, которого историки считают порученцем Ивана III (54, 105–106). Благодаря перемирию Москва выиграла время для укрепления своей власти в Северо-Восточной Руси и устрашения казанских татар. Однако и на Волхове, и на Боровицком холме понимали, что затишье не будет особенно долгим. Князь Иван должен был в удобный момент нанести новый удар по новгородскому суверенитету. Этого требовала логика борьбы за объединение Руси — борьбы, воспринимавшейся потомками Ивана Калиты как их провиденциальная задача.

Для нового наступления на новгородскую независимость нужен был убедительный повод. Таким поводом стала церковная смута. Но здесь необходимо некоторое отступление…