Иван Савич Поджабрин

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

После этого вечера Иван Савич решился прийти и не в четверг. Его встретили градом упреков и в то же время сняли со стула шаль и ридикюль, чтобы очистить ему место. Он повторял эти визиты в неделю раз, потом чаще и чаще. Прием всегда был одинаковый. Наконец однажды он решился приступить к объяснению. Был зимний вечер. Всё было тихо кругом. Кухарка спала у себя в кухне. Горничная ушла к соседям в гости. Сама Прасковья Михайловна сидела на диване и шила в пяльцах. Иван Савич сначала сидел напротив ее, потом у него в голове мелькнули какие-то соображения, и он сел рядом с ней на диване, так что ему был виден затылок и вся спина соседки. Он открыл, что косыночка не доходила вплоть до платья и часть плеча оставалась обнаженною. Он уж был откровенен с Прасковьей Михайловной, говорил ей о дружбе, о любви, - не к ней, а вообще. Она сначала зажимала уши, кричала, потом не зажимала ушей и не кричала, но зато ничего не отвечала, так что Ивана Савича брало зло. Он решился заговорить о любви к ней. Для этого-то он и пересел рядом, чтобы, в случае неблагосклонного приема своих объяснений, избегнуть грозных взоров оскорбленной добродетели.

- Прасковья Михайловна! - сказал он.

- Чего изволите?

- Вы... бывали влюблены?

- Что вы это? опомнитесь: ведь я девушка.

- Так что же? разве девушки не влюбляются?

- Не должны! - сказала она строго, - пока ни за кого не помолвлены.

А сама так и сновала иглой, то вверх, то вниз.

- Да ведь любовь иногда не ждет помолвки.

- Об этом и думать не должно! - сказала она.

- Ну да неужели вам никто не нравился?

Молчание.

- Прасковья Михайловна!

- Чего изволите?

- Неужели вы не любили никогда?

Молчание.

"Экая дубина! - подумал Иван Савич, - хоть бы что-нибудь... хотя бы плюнула. Брякнуть ей о писаре разве? да нет, подожду, еще что будет".

- А я думал... - начал он, - я надеялся, что, может быть... я удостоюсь... что постоянная моя внимательность будет награждена...

- Что это сегодня как будто на вас нашло? - сказала она. - Бог знает что вы говорите! Не пора ли вам домой? десятый час.

- Зачем мне домой! что я там стану делать?

- Заниматься науками.

- Нет-с, я не уйду, пока не выскажу... всего... я... вы... мы... знаете, Прасковья Михайловна, любовь двух душ есть такая симпатия... это, так сказать, жизненный бальзам. Почему бы? скажите, - о, скажите хоть одно слово!

Она молчала.

"Ну видано ли этакое дерево?" - думал он. - Вы камень, вы лед... почему бы вам не разделить с человеком счастия? почему не пожуировать? Жизнь коротка, сказал один философ...

- Ах, что вы? - вскричала она, закрыв лицо руками. - Боже мой! если б увидали...

- О, разделите это чувство, несравненная Прасковья Михайловна! кричал Иван Савич, - которое бушует в моей груди... вы не знаете, как я страдаю... одна мысль быть подле вас, жить вечно с вами приводит меня... О! вы не понимаете...

- Не говорите, не говорите! - кричала она, зажимая уши. - Боже мой! что вы, что вы? Вечером, я одна... Что подумают?

- Но скажите одно слово, одно, дайте ответ! - говорил Иван Савич, - и я готов ждать хоть до утра...

- Я! ответ! чтоб я теперь дала ответ! Вы не щадите моей скромности! Боже мой! Теперь, вечером, с такими объяснениями... Ответ! Нет, нет, лучше подождите хоть до завтра. Или нет, в среду утром, в двенадцать часов, вы получите ответ...

Иван Савич пришел в восторг.

- Несравненная Прасковья Михайловна! - сказал он, - как благодарить вас?.. о! счастье! Вот что значит жуировать жизнию! Это истинное, высокое, так сказать, сладостное...

Он не вытерпел и поцеловал ее руку.

- Ах! - воскликнула Прасковья Михайловна, и иголка выпала из ее рук. Что вы сделали? Вы, вы опозорили меня... Как! так рано, прежде моего ответа! Это ужасно! Приходите в среду, я вас жду, а теперь уйдите, уйдите!

Она убежала в спальню и заперлась.

"В среду так в среду, - подумал Иван Савич. - Да что ж она испугалась так? не всё ли равно, что сегодня, что через три дня..."

На третий день после того Авдей доложил Ивану Савичу, когда этот воротился из должности, что дворник зачем-то пришел.

- Что ты, любезный? - спросил Иван Савич, вышедши в переднюю.

Дворник глупо улыбался, кланялся, держа обеими руками шапку, но ничего не говорил.

- Что тебе надо?

- Проздравить вашу милость пришел.

- С чем? - спросил с удивлением Иван Савич.

Дворник опять начал кланяться, улыбаться.

- Авдей! с чем это он меня поздравляет?

- Не могу знать! - отвечал Авдей.

- С добрым делом: с скорым вступлением в законный брак, батюшка!

- Что-о?

- В законный брак...

- Как? с кем? что ты? с ума, что ли, сошел?

- Никак нет, батюшка. Слышь, с верхней нашей жиличкой, Прасковьей Михайловной...

- Как!

Иван Савич остолбенел.

- Кто ж тебе сказывал? - спросил он.