Иван Шуйский

Мощь городских оборонительных сооружений вызывала почтительное отношение даже у противника: «Со всех сторон имеются очень крепкие башни, сделанные из... камня. Так как башни прежней постройки недостаточно были равны между собою и вследствие того не прикрывали себя взаимно от пушечных выстрелов, направленных от одной к другой, то, поставив с углов тех новые стены и покрыв их весьма толстым дерном, и разместив по ним окна (бойницы) он (московский царь) устроил так, что они находились на равном друг от друга расстоянии. У тех же башен, которые оказались частью слишком тесными, частью слишком непрочными для того, чтобы могли выдержать выстрелы от тяжелых орудий, с внутренней стороны на удобных местах расставил другие башни... деревянные, сделанные с великим тщанием из самых крепких бревен и снабдил их достаточным количеством больших пушек... Так как московский царь... полагал, что нисколько не должно сомневаться в том, что король по взятии Лук направится ко Пскову, то снабдил его весьма хорошо всем нужным для выдержания осады и приказал все свезти туда в огромном количестве»389. Пороха, снарядов, продовольствия в городе хватало. Он был обеспечен всеми необходимыми для «осадного сидения» припасами.

Расположение псковских укреплений фактически диктовало осаждающим план их штурма. Захват Запсковья ничего не решал: даже в случае успеха королевская армия оказалась бы перед водной преградой (Псковой) и высокими стенами Крома. Атака через реку Великую, пока ее не сковал лёд, была бы, несомненно, безумным предприятием. Форсировать полноводную Великую под огнем русских пушек и пищалей значило обрекать армию на истребление. Таким образом, оставался Большой город. Точнее, южный — юго-восточный участок его стен, не защищенный от вражеского приступа реками. Но здесь и укрепления были наиболее мощными. Ключом ко всей позиции оказалась Покровская башня. Именно она представляла собой наиболее уязвимое место Большого города. По ней королевские артиллеристы могли вести огонь с трех сторон: с юга (фронтальный обстрел), от позиций в районе Мирожского монастыря (фланговый обстрел) и, хуже всего, еще из-за реки Великой, в тыл. Соответственно главные силы защитников города концентрировались именно здесь.

К ночи с 5 на 6 сентября поляки и венгры подошли достаточно близко к стенам, чтобы можно было поставить шесть первых осадных пушек на позицию. В следующую ночь они выдвинули остальную осадную артиллерию.

7 сентября началась бомбардировка города. Три батареи — одна польская и две венгерских — непрерывно били в стену и башни южной части укреплений. Одна из них вела огонь из Завеличья.

«Стены клубились, как дым; мы не думали, что они будут так непрочны... — пишет участник осады. — В окопах убили пушкаря и из мортир — несколько рядовых: но без этого обойтись нельзя. Из города стреляют тоже не дурно, но из названных двух башен русские должны были поспешно убрать орудия в другое место и прекратить пальбу»390.

Могучие оборонительные сооружения Пскова казались несокрушимыми. Но эта иллюзия была развеяна очень быстро. Польским и венгерским артиллеристам, располагавшим современной артиллерией, удалось всего за один день нанести городским укреплениям страшный ущерб. Сказалась непрочность строительного материала, да и то, что цельнокаменные стены элементарно не были рассчитаны на такую бомбардировку.

Пушкари королевской армии снесли своим огнем Покровскую башню, разбили стену на двадцать четыре сажени рядом с нею и еще на шестьдесят девять — в других местах, сильно повредили Угловую и Свинусскую391 башни. Такие проломы как будто зазывали неприятеля совершить дерзкую атаку. Именно это и произошло: король отдал приказ начать общий штурм на следующий день.

Псковские воеводы отлично видели, с какого направления исходит основная угроза городу. В наиболее опасном месте — на участке от Покровских до Свинусских ворот — Иван Петрович поставил князя Андрея Ивановича Хво- ростинина, надеясь на его опытность и отвагу.

8 сентября штурм начался. Несколько десятков «охотников» осторожно двинулись к проломам, чтобы осмотреть их и, вернувшись, дать рекомендации к наилучшему проведению штурма. Когда они вышли, артиллерия и стрелки осаждающих открыли огонь по тем участкам стены, которые не были разрушены до того, — для отвода глаз.

Как только «охотники» начали свое дело, остальные — венгры, а за ними немцы, поляки — бросились вперед безо всякого порядка, не дожидаясь возвращения разведчиков. В лагере Батория велик был энтузиазм по поводу предстоящего штурма. Немало отыскалось добровольцев — попытать счастья в проломах. Поэтому, когда у венгров не выдержали нервы, остальных невозможно было остановить.

Вражеские толпы добежали до развалин башен и заняли их, горделиво поставив хоругви. Но дальше наступать не смогли: путь им преграждали руины, обвал стены и, главное, ров, предусмотрительно вырытый сразу за стеной по указанию Ивана Петровича. Сразу за этими препятствиями на земляных насыпях стояли ратники Шуйского, поливая огнем разбитые башни и проломы.