Иванов день

В комнатах шла радостная и оживленная беседа, рассматривались подарки, когда старуха, которая временно жила у Федора и вела его хозяйство, пригласила всех к столу, заставленному вазами со сладостями.

Командовала же за столом Станислава Юрьевна, разодетая в свои стародавние наряды, увешанная яркими сомнительной ценности брошами и браслетами. Но серьги на ней были дорогие, брильянтовые, хотя и неброские.

Садились не торопясь, долго и вежливо уступая друг другу места в центре стола.

Так и чаепитие проходило: спокойно, мирно, за разговорами обо всем на свете, без всплесков веселья и дурачества, каким бывает застолье при свадьбе истинно молодых.

Рассмешил всех только однажды Николай Иванович, когда предложил тост:

— Пью за династию хористов из этого дома! Папа и мама поют? Поют! И чтобы дети тоже пели, когда подрастут! Есть династии каменщиков, печников, резьбарей. Почему не быть династии хористов? За наш городской хор, лучший в мире!

Николаю Ивановичу зааплодировали. Потом даже спели несколько песен под его дирижерством.

Под конец вечера мужчинам все же пришлось вынести по чарке водки и бутерброды. А то они, бедняжки, совсем скисли от одного вида бисквитов, тортов и рогулек, отведав только по рюмочке сладкого вина.

Тихо и спокойно началась жизнь Ганны в доме у Федора. На все, казалось, наложила отпечаток их свадьба.

Она вместе со старухой, которая временно жила у Федора, пока ее сын служил в армии, занималась хозяйством, обшивала мальчишек. В хор, конечно, она не пошла, хотя очень звал Николай Иванович.

Пел в хоре Федор.

Иногда Ганна брала с собой мальчишек и шла с ними слушать Федора. И уже одним этим была счастлива: мальчишки сидели, раскрыв рты как галчата. Вернуть прошлое, она поняла, невозможно. К тому же у нее было много-много забот! Иногда надо было сходить и в собственный дом, прибрать и проветрить его, — сиротливым и заброшенным остался он.

Была еще Леся…

Как-то Ганна спросила у Федора, сидя у него в мастерской:

— Что делать с Лесей?

— Грубит? — спросил он, не отрываясь от работы.

— Нет. Молчит! Как будто бы меня нет в этом доме.

— А ты ее подкупи, — нисколько не сердясь, ответил Федор.

— Не понимаю.

— А чего тут понимать?.. Современная молодежь любит жить шикарно, с размахом. Иная девчонка за тряпки отца родного зарежет. Чтобы нас не резали, от них надо откупиться деньгами и подарками. Леся, например, мечтает о кримпленовом платье, подружки ее все уже носят, вот и купи ей!

— Первый раз слышу про такой материал. — Ганна даже зябко поежилась.

— Значит, отстала от жизни, как и я. — Он поднял голову, широко улыбнулся. — Не то французский, не то английский материал. Правда, дорогая штука, на рынке у меня запросили сто двадцать рублей. Тебе-то, наверное, уступят, женщины друг с другом бывают сговорчивее. Купи ей отрез, сама сшей — вот и увидишь, как твоя Леся станет шелковой и разговорчивой.

— Она твоя, а не моя, Леся. А мальчишки — мои! — Ганна, глядя в окно, горько усмехнулась: — Матери бы моей рассказать! В семнадцать лет ей впервые справили ситцевое платье. Ситцевое!

— Ты про старое забудь. Я тоже мальчонкой ходил босым. А вот Игорек уже имеет четыре пары всякой обуви. Забудь, забудь про старое!

Федор сбросил с колен деревянный чурбак, из которого собирался вырезать вазу для фруктов на высоком цоколе, бросил и нож, потер мозолистые, в ссадинах ладони, тоже уставился в окно на яблони в саду, на которые слетелась стайка крохотных пичужек. Надо было видеть, как эти пичужки скакали с ветки на ветку, подбирая на ходу гусениц, жучков и что еще там попадалось им, молнией проносились на своих быстрых лапках по стволу дерева, — сверху вниз и снизу вверх! — перелетали на соседние деревья, менялись деревьями, пока кто-то их не спугнул в саду. Это, конечно, был Игорек — с красным пластмассовым мечом он гнался за соседской кошкой. Но Федор всего этого не видел. И Ганна не видела. Они думали.

— У нового поколения новые запросы, — продолжал свою мысль Федор. — На то, как жили мы, оно никогда не согласится. Почему Леся ходит такая сердитая? Я тебе объясню. Дорогое чаепитие мы устроили. Обидно ей, она думает: «На те деньги мне бы лучше купили это проклятое кримпленовое платье и сапожки на платформе». «Платформа» тоже ведь стоит немалых денег, дешевле ста двадцати рублей не купишь. Ее подружки давно уже все это приобрели, а я, видишь, все медлю, не решаюсь…

Ганна с любопытством посмотрела на Федора, но ничего не сказала.

— Когда ты все это ей купишь, у вас наладятся прекрасные отношения, — многозначительно заключил разговор Федор.

«Не такой уж он простой, хотя и ушастый», — с улыбкой подумала Ганна.

Она послушалась совета Федора. Купила Лесе и отрез этого загадочного кримплена, — нашелся как раз очень приятного голубого цвета, для ее возраста! — и «платформы» тоже. Отдала за них все деньги, вырученные за борова и кроликов, на которые собиралась во Львове приобрести шестидесятидвухсантиметровый телевизор. У Федора не взяла ни копейки, решила подарок сделать от себя лично.