Ивушка неплакучая

— Сам хватай! Ишь какой храбрый отыскался!

— Эх ты, верзила, а еще кричал: «Я, я их!» Вот те и я! Видишь, они сопляки. Хватай!

— У рыжего-то финка!

— А у энтова штык. Глянь, ребята, наш, русский!

— Шпионы, они завсегда с русским оружием.

— Хитрые!

— Ну ничего, голубчики! Сейчас дядя Евграф мужиков приведет, тоды поглядим, как вы запоете… Ты что это, рыжий, глазами-то зыркаешь, как бирюк? Не больно испугались…

— Андрюха, влепи ему в морду! У, гитлеренок поганый!

— Сам ты гитлеренок! — не вытерпел Павлик, который до этой минуты молчал и повелительным взглядом удерживал и Мишку от того, чтобы он опять не заорал «мама!». — Вот как пырну! — И Павлик, выбросив левую ногу вперед и согнувшись, сделал бойцовский выпад навстречу обидчику. Тот вмиг отпрянул, укрылся где-то за спинами товарищей и только там, в совершенной безопасности, угрожающе-воинственно закричал:

— Но, но, ты, гляди у меня! Ишь, чего надумал! Ребята, бей их!

Но и на этот раз никто не рискнул кинуться на «диверсантов», стояли, лукались обидными для Павлика и Мишки словами, но дальше этого не шли. Собачонка и та примолкла, прижалась к чьим-то ногам, по телу ее пробегала дрожь, и она тихо поскуливала, и было видно, что с удовольствием покинула бы вместе со своим хозяином ноле брани.

Старики объявились с вилами, топорами, косами и дробовиками минутами тридцатью позже. Дышали опи тяжело, по бородатым лицам катился обильный пот, серые сар-пиновые рубахи-косоворотки были темны и плотно липли к мокрым спинам, седые волосы огромного деда, плавательным движением костлявых и длинных рук первым расчистившего себе дорогу сквозь толпу ребятишек, топкими жгутиками приклеились к морщинистому и коричневому лбу, из-под которого на Павлика и Мишку посверкивали колючие черные маленькие глазки. Поначалу в них была вроде бы даже ярость, но она быстро сменилась недоумением и удивлением, а точнее всего — легким разочарованием.

— Где же шпиёны? — спросил старик.

— А вот опи и есть, — указал кто-то на Павлика и его сподвижника.

— Энти вон шкеты?

— Ну да!

— Ну и ну! Что ж, вояки, придется вам сложить оружие. Мы, пожалуй, вооружены посурьезнее. — И старик поиграл в великанских своих ручищах вилами. — Видали?.. Ну, ты, звереныш, давай твой серп, а ты, как тебя там, — твой штык. Да сказывайте поскорее, откель вы такие явились. Да чтобы не врать, не то порку получите.

— Мы ничего не скажем, — быстро и решительно заявил Павлик, боясь, что его опередит товарищ и с перепугу выдаст их.

— Не скажете? Ну что ж. Тоды сымайте портки. Федосей, где там у тебя плетка-то? Давай-ка ее сюда. Будем отыскивать у «шпиёнов» язык, а то он у них запропастился куда-то. — Пока ребята выслушивали эту угрозу и решали, как бы избежать порки, двое стариков подкрались к ним сзади и в минуту обезоружили. Видя такое, великан повторил свой вопрос — Не будете говорить? Можа, передумали, можа, сами нашли свои языки? Ну?!

Павлик молчал, а Мишка ежели б и захотел сказать что, то все едино не смог бы: губы его тряслись, язык приклеился к высохшему нёбу, его нельзя было повернуть во рту, давно накапливавшееся желание зареветь прорвалось наконец, и Мишка заплакал жалобно и безутешно.

— А ну, ребята, обыскать их!

Вот теперь преследователи навалились валом, сбили ребят с ног, шестеро держали за руки и за ноги, а остальные принялись потрошить ученическую сумку. Сопротивляясь отчаянно, Павлик успел-таки одного ударить в ухо, второго в нос, третьего больно укусить. Но что сделаешь с такой оравой? В бессильной ярости Павлик уткнулся лицом в землю и, слыша, как за его спиною скручивают и связывают ему руки, застонал, впился зубами в траву.

Выплеснувшийся из сумки алым фонтанчиком галстук на короткое время внес в ряды поимщиков замешательство, будто их кто-то сильный и невидимый оттолкнул от Павлика и Мишки. А здоровенный старик, может быть председатель здешнего колхоза, нагнулся над Павликом и, быстро развязывая ему руки, проворчал невнятно:

— Ишь ты… что же это мы, а?.. Ну, ну, не серчай, у, какой ты!..

— Ты, дяденька Евграф, не верь им, — встрял мальчишка, которому Павлик угодил в ухо своим жестким и злым кулачпшком, — галстук — это для отводу глаз, для обману, так все шпионы, диверсанты поступают. Я в книжке читал! — заключил он для вящей убедительности.

— Бывает и так… — нарочито строго проговорил Евграф, но вид изловленных был так несчастен, что он резко поубавил в своем голосе крутости и не мог погасить в хитроватых глазах простодушно-доброй, вот именно дедушкиной, усмешинки. — Ну что ж, пошли в сельский Совет, ребята, там и разберемся, кого пымали: шпиёнов аль настоящих героев, которые на фронт пробирались. Только ты, желтый бесенок, не вздумай удирать! — на всякий случай предупредил Павлика старик. — Убежать от нас ты все одно не убежишь, а крапивой голый твой зад угощу досыта, будь ты там кто: герой иль энтот… как его.;. Ну, пошагали!

16