Читаем Ивушка неплакучая полностью

— Да вы когда-нибудь замолчите аль нет?! Сейчас схвачу за воротники, дам под зад коленкой, и вылетите на двор, как миленькие!

Угроза действовала: старики умолкали, но ненадолго.

— Кляпом, что ли, позатыкать вам рты? — раздумчиво обронил Пишка, вонзившись острым, ястребиным своим глазом в миловидное личико лопочущей что-то дикторши. — На фронте с немецкими «языками» так поступали… Сунь им, Колымага, в подбородок, может, сами прикусят свои языки…

— Да что вы на них напали! — вступалась хозяйка. — Пускай пошумят, порадуются. Отродясь ничего подобного не видали, шутка ли!

В следующую ночь старики обещались молчать, но не сдерживали своего обещания — то было уж за пределами их власти над собой.

Скоро Филипп и Сергей Ветлугин уехали — первый на свою далекую границу, а второй в Москву, где теперь работал и жил с небольшой своей семьей. Посетителей Фениного «филиала» сильно поубавилось почему-то. Потому, может, что сразу же по отъезде гостей Авдотья Степановна, мать Авдея, и его неразоружившаяся свекровь Матрена Дивеевна Штопалиха возобновили свои атаки на влюбленных, атаки куда более яростные и настойчивые, нежели прежние.

Фене, начавшей было понемногу привыкать к своему счастью, которого сперва она чуток побаивалась, пришлось опять, собрав все душевные силы, принять бой. Однажды, затравленная бесконечными преследованиями, доведенная до отчаяния, она, улучив момент, когда главные ее гонительницы собрались в Штопалихином доме, сама пришла к ним, встала, мертвенно-бледная, помуш-невшая, у порога, спросила хриплым, едва слышимым голосом:

— Вы долго еще будете мучить меня? Может, оставите наконец нас в покое?

Штопалиха, ее дочь, пришедшая из правления на обед, Авдотья Степановна какое-то время глядели на нее остолбенело. Первой пришла в себя Авдотья Степановна:

— Не оставим. Не жди. Ишь чего захотела?!

— Чего я захотела? — Федосья Леонтьевна поглядела на Авдотью грустно и почти кротко. — Чего? — переспросила и, переведя дыхание, вымолвила уже твердо: — Никому я его не отдам. Так и знайте! Поймите же, бабы, один он у меня теперя остался! Один! Как же…

— И у меня он один, — сказала Авдотья Степановна. — Один-разъединственный!

— И у Надёнки моей он один, — включилась Штопа-диха.

— Ну что же нам делать? — спросила Феня как бы уж примиряюще. — Как же нам поделить его? Не разрубать же на части? Кому голову, кому ноги, кому еще что?.. — Она печально улыбнулась.

— Верни ей законного мужа, — Авдотья Степановна кивнула в сторону Надёнки, которая ушла к судной лавке и делала вид, будто все, о чем тут говорилось сейчас, ее не касается, — приканчивала там какую-то еду.

— Сказала, этого никогда не будет! — чуть ли не вскричала Феня. — Слышите? Не будет этого. Никогда! — И, повернувшись, шаркнула дверью так, что задребезжали стекла в окнах. Придя, однако, домой и увидев там Авдея, неожиданно даже для себя, сказала ему злобно и решительно:

— Собирай свои манатки, разлюбезный ухажер, и уходи из моего дома. И больше чтобы…

— Да ты что, Фень?.. Какая тебя муха укусила? Ты что это?

— Уматывай, говорю, и чтобы духу твоего тут не было! — кричала она, бешено вращая покрасневшими белками глаз.

— Я уйду, — сказал он, подымаясь пз-за стола и нехорошо улыбаясь, — но ведь могу уйти навсегда. Ты подумала об этом?

— Подумала, — сказала она твердо.

А когда он ушел, вбежала в горницу, со всего размаху грохнулась об пол, рвала на себе волосы, терзала себя, причитая:

— Что… что я наделала?.. Что?! Авдей, родненький мой, не слушал бы ты меня! Господи, да что же я натворила?!

Трое суток трактористки не видели на поле своей бригадирши, которая обычно приходила туда раньше всех. Притихли, пригорюнились девчата, особенно Таня, маясь в догадках, что же могло случиться с их железной руководительницей. Не отважились спросить об этом, когда на четвертые сутки она сама объявилась и, как ни в чем не бывало, принялась за дело. Только темные круги под утонувшими в крутых дугах бровей глазами могли указать на душевные ее терзания. Она спросила:

— Механик приезжал в нашу бригаду?

— Приезжал, теть Феня! — быстро ответила Таня, — А сейчас Авдей Петрович поехал получать новые трактора для нас, теть Фень!

— Ну, ну, — кивнула она.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза