Из бутика с любовью

– Не хочу ничего временного, – сказала она. – Не хочу. Хочу, чтобы меня любили такой, какая я есть. Чтобы не ставили условий. Не требовали умыться, одеться, раздеться, похудеть и увеличить грудь.

Он вздохнул.

– Так бывает, – сказал он. – Но редко. Об этом пишут в сказках и слагают легенды. Но потому и пишут, и слагают, потому что от того, что чудеса случаются, они не перестают быть чудесами.

Повисла тишина.

– Не бойся, – сказал он, – ты ничего не потеряешь, если сейчас пойдешь и умоешься. Ничего.

– Тогда ты больше не придешь, – сказала Вероника.

– Проверь.

– Зачем, я и так знаю.

Он поднял книгу о том, как выйти замуж, и положил на стол.

– У меня нет шансов, да? Вообще? – спросила она.

– Кто-то когда-то сказал, что у сорокалетней женщины больше шансов погибнуть от рук террористов, чем выйти замуж.

Он встал и пошел к двери.

– Не убивай надежду, – сказала она. – Это единственное, что у меня осталось! Зачем вообще ты появился в моей жизни?

Он хлопнул дверью и вышел, причем Веронике на мгновение показалось, что он не оставляет следов и не отбрасывает тени.

Поцелуй был таким долгим и таким сладким, что Евгения чуть не задохнулась от восторга и ощущения полета. Привыкнув доминировать, указывать, руководить и контролировать, она загнала глубоко внутрь острое желание передать кому-то контроль над ситуацией, сняв с себя всякую ответственность.

– Хорошо? – спросил он. – Нравится тебе?

– Нет, – сказала она, – отвратительно, противно и тошнотворно. Развяжи меня и не приближайся, мерзкое похотливое животное.

Он засмеялся, громко и свободно, впервые с того момента, как понял, что Лену, скрывшуюся под водой, спасти уже не удастся. Потом он снова наклонился и опять поцеловал, уперев руку в пол и нависая над Евгенией Витальевной. Какая-то теплая волна залила ей живот, забурлила в солнечном сплетении и поднялась выше, к сердцу.

– Я мерзкое похотливое животное? – спросил он, на секунду отвлекшись.

– Именно, – ответила она.

– Как это мило, – сказал он и принялся расстегивать оставшиеся пуговицы на платье.

– Руки развяжи, – сказала Евгения и укусила его за губу.

Брызнула кровь. Улыбка не пропала, но взгляд стал жестче. Последнюю пуговицу он вырвал с корнем.

– Развяжи руки, – повторила Евгения.

Он взял нож и разрезал ткань. Она тут же обвила руками его спину.

Лиза была пьяна. Она лежала на диване, обитом красивой оранжевой тканью, напоминающей об апельсине и солнце, и жаловалась на тошноту.

– Она эмоциональная натура, – сказала Марина, – ей тяжело. Мы с тобой все склонны воспринимать аналитически. Она не может.

Дима кивнул.

– Ты смотрел эсэмэску? – спросила Марина. – Есть там за что зацепиться?

– Отправлено из Интернета, следов нет и быть не может. Текст начинается с большой буквы, орфографических ошибок нет, особенностей словоупотребления – тоже. «Ты следующая». Все.

Марина встала и прошлась по студии. Сверху из кондиционера дул поток свежего воздуха, ноги утопали в мягком ковре.

– Это может быть обманным маневром, – сказала она. – Это сообщение служит, чтобы отвлечь внимание. Ее мог отправить кто угодно, зачем угодно, и на самом деле это не значит, что Лиза – следующая.

– Но это значит, что Даша Цукерман не виновна в убийстве Киры. Хотя изрезанная фотография ее мужа напрямую говорит о том, что...

Он замолчал.

– Очень противоречиво все, – сказала Марина.

Дима кивнул. Лиза зашевелилась.

– Я боюсь, – сказала она, глядя перед собой мутными глазами. – Он убьет меня тоже, я чувствую.

– Все будет хорошо, – сказала Марина, – мы с тобой. Не волнуйся.

Зазвонил телефон, Дима взял трубку.

– Поехали, – сказал он Марине несколько секунд спустя. – Лизе оставим охрану.

– Кто? – спросила Марина.

Она слишком хорошо знала Диму, чтобы заблуждаться. Тон, поза, взгляд... где-то был еще один труп.

– Ульяна, – сказал Дима.

И посмотрел на жену долгим странным взглядом.

– Так и должно быть, – сказала Марина, стоя в громыхающем лифте. Мимо мелькали этажи, белый свет сменяла тьма, потом снова появлялся свет, казалось, мелькает старая черно-белая кинопленка. – Так и должно быть, я видела во сне сначала манекен Киры, потом Ульяны. Следующей будет Ира. Но что-то помешает убийце довести дело до конца.

– Надеюсь, это будем мы.

Лифт остановился. Они вышли.

– Ульяна была известной моделью, – сообщила Марина. – Вокруг ее смерти начнется глянцевая истерия.

– Кира, потом Ульяна, – размышлял Дима, – кто? Почему?

– Где она была убита?

– В торговом центре. Тело обнаружили на парковке в тележке под кучей одежды.

Марина молчала.

– Это маньяк, – сказала она. – В убийствах нет никакой логики. Мы имеем дело с больным человеком. Возможно, ему просто нравится убивать.

– И этот человек почему-то убивает девушек, посетивших семинар.

– Да. Почему-то. И рвет фотографию Филиппа Цукермана. Может, это сам Филипп Цукерман?

– Порвал свою фотографию? – Дима отрицательно покачал головой. – Он ни в коем случае не стал бы привлекать к ней внимание, к фотографии этой. Он бы ее выбросил просто. А порвать и оставить клочки на месте... в этом есть какой-то смысл, какое-то скрытое сообщение.

– Кира, Ульяна, фотография.