Читаем Из Чикаго полностью

Но Чикаго уже утвердится как транспортный узел и в небытие не ушел. Другое дело, что следующие сто лет река (уже нынешняя, выкопанная) работала именно что коллектором стоков для всего города, который еще и рос. Вонь и проблемы с водоснабжением. Тогда решили повернуть эту воду, стали копать снова, и в 1871-м не река стала втекать в озеро со всей этой дрянью, а наоборот — в город пошла чистая вода из озера. В 1885-м после сильных ливней все сломалось, река снова поменяла направление и опять потащила стоки в озеро. В итоге — вспышка холеры, пишут, что умерли чуть ли не 12 % жителей.

Построили шлюзы и второй канал, 2 января 1900-го вода снова пошла из озера. Но город (особенно бойни, бренд «чикагские бойни») продолжал сбрасывать в нее все подряд, сильные дожди вынуждали открывать шлюзы, и сточные воды снова уходили в озеро. В конце концов в 1985-м соорудили какой-то подземный тоннель-канал, все обустроилось, теперь вода становится все лучше и лучше, местность считается чрезвычайно престижной для застройщиков и т. п.

Вообще, преобразование действительности там любимое развлечение. Например, отросток реки от озера до Wolf Point в День святого Патрика уже несколько лет красят в зеленый цвет какой-то краской — дискутируя, не вредна ли она вдруг каким-либо невидимым живым существам.

То есть вроде бы река, но все же не река. Но и наоборот: искусственное, долго доделывалось, но время прошло, и теперь уже трактуется как река, следовательно — рекой можно сделать то, что ею не является, и начинать думать об экологии данного объекта. Сущность двойной природы. Фактически это метафизика и балансирование городского ума между такой реальностью и этакой. Реальность, кажется, уложена в их уме слоями. Так, в одном интервью на WGN некто (интервьюируемый) мило закавычил свои слова: сказал «may be out of record» и продолжал говорить то, что хотел сказать. Конечно, он знал, что в прямом эфире. Метафизика, да. Полуприсутствие, как бы отсутствие, но — всегда чего-то конкретного.

Подобные сведения о городе — это ж как птички. Одна прилетела, хорошо. Вторая — прекрасно, третья — чудесно. Потом еще парочка — что ж, очень мило. Но видишь, что сбоку летает еще дюжина, и с одной стороны, и с другой. Они все летят и летят, разумеется — не из какого-то одного места, а отовсюду — из всех мест этого города сразу — летят именно к тебе, раз уж ты ими интересуешься. Птичка за птичкой, все такие славные и красивые, приятные, небольшие и незнакомые. Но их становится уже так много, что они начинают давить массой. Когда вблизи, то любая из них все так же мила и симпатична, да и в массу они никак вроде бы связываться не хотят, общее у них — только желание прилететь сейчас к тебе. Но давят, вот уже и давят, не со зла и даже не давят, а подавляют способность объять их в совокупности — что делать? Как их свести вместе, как сделать из множества прилетающих в эту историю птичек, одну большую и красивую — допустим, громадного гладкого, обтекаемого черного дрозда с прямым и острым желтым клювом — и усадить его на верхушку, что ли, Уиллиса?

Но тут и другое: если по ходу текста автор достиг определенной тонкости ощущений — безусловно, ему свойственных, но не проявляющих себя постоянно, а действующих во время написания текста, — то нельзя ли использовать изучение далекого города для большего познания города известного, но представление о котором было сформировано еще слабо изощренным умом? Например, Москва — раз уж она в этом тексте тоже появлялась. И та же тема: существует некая, не вполне обеспеченная реальностью шутка, которая определяет собой Чикаго. Но, может быть, такая же своя шшщикага существует в других местах, то есть и Москва тоже умеет производить себя в тех своих частях, где ее вроде бы и нет? В Чикаго я такую штуку ощутил, а ну как и в Москве все устроено так же, но не могло быть замечено мною, поскольку там все соотносилось иначе, медленно и постепенно?

Леснорядский треугольник, теория

К этой идее меня привело простое соображение: похоже, в Москве есть место, где это можно выяснить. Конечно, речь не о Митино и не о тому подобном; место именно в центре. Если Москва распространяет свой код, то на окраинах он вполне может слабеть, но в центре все должно быть четко и внятно. Да, в Москве есть место, где наличие или отсутствие этой штуки будет понятно: коллайдер для бозона фактически. Там эта возможная московская шшщикага уловлена, быть может, а если ее там нет, то ее и вообще нет.

Из газет я знал о неком тайном треугольнике в центре города. То есть знал о мнении о том, что в центре Москвы такое есть. Конечно, заодно это еще и городская легенда, хотя что ж это за легенды такие, о которых оповещают через газеты, а иначе они неизвестны? Впрочем, Москва давно слишком велика, чтобы это происходило само собой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма русского путешественника

Мозаика малых дел
Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского. Уже сорок пять лет, как автор пишет на языке – ином, нежели слышит в повседневной жизни: на улице, на работе, в семье. В этой книге языковая стихия, мир прямой речи, голосá, доносящиеся извне, вновь сливаются с внутренним голосом автора. Профессиональный скрипач, выпускник Ленинградской консерватории. Работал в симфонических оркестрах Ленинграда, Иерусалима, Ганновера. В эмиграции с 1973 года. Автор книг «Замкнутые миры доктора Прайса», «Фашизм и наоборот», «Суббота навсегда», «Прайс», «Чародеи со скрипками», «Арена ХХ» и др. Живет в Берлине.

Леонид Моисеевич Гиршович

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Фердинанд, или Новый Радищев
Фердинанд, или Новый Радищев

Кем бы ни был загадочный автор, скрывшийся под псевдонимом Я. М. Сенькин, ему удалось создать поистине гремучую смесь: в небольшом тексте оказались соединены остроумная фальсификация, исторический трактат и взрывная, темпераментная проза, учитывающая всю традицию русских литературных путешествий от «Писем русского путешественника» H. M. Карамзина до поэмы Вен. Ерофеева «Москва-Петушки». Описание путешествия на автомобиле по Псковской области сопровождается фантасмагорическими подробностями современной деревенской жизни, которая предстает перед читателями как мир, населенный сказочными существами.Однако сказка Сенькина переходит в жесткую сатиру, а сатира приобретает историософский смысл. У автора — зоркий глаз историка, видящий в деревенском макабре навязчивое влияние давно прошедших, но никогда не кончающихся в России эпох.

Я. М. Сенькин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги