Из дневников и рабочих тетрадей

Крупныe политические перевороты так же, как и другие общественные бедствия, например война, как бы уменьшают число заболеваний, служа для многих дегенератов отвлечением, своего рода психотерапией, но зато с прекращением их число больных увеличивается.

«Из глубины». Сборник статей о русской революции. Аскольдов. «Религиозный смысл русской революции».

«В своих религиозных откровениях, слишком многозначительных... А. И. Шмидт истолковывает значение этих трех последних коней, как три кратких апокалиптических эпохи – мятежа (рыжий), ереси (черный) и безверия (бледный).

Революция, анархия, безверие – за которым следует всадник, имя которому смерть».

ЭТО ЕСТЬ КОНСПЕКТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ.

«Душа русского народа.

Как и всякая душа, она – трехсоставна. В составе всякой души есть начало СВЯТОЕ, специфически ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ и ЗВЕРИНОЕ. В русской душе специфически человеческое несоразмерно мало (по сравнению с другими народами). В русском человеке, как в типе, наиболее сильными являются два начала – святое и звериное.

Поэтому в России так долго не было революции. Революция есть порождение срединного, гуманистического слоя человеческой породы.

Революция это не бунт.

Просвещение, культура заменяли СВЯТОЕ начало в русской душе ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ.

В Революции во многом повинна ЦЕРКОВЬ – в ее чрезмерной охранительной политике.

В роли СОВЕСТИ церковь со времен Петра I НЕ ВЫСТУПАЛА.

Григорий Распутин – первый и крупнейший деятель русской революции, ибо он был выражение загнивания церкви. Он вызвал ответ: «довольно!» Он преступил предел.

Подвиг долготерпения России».

Если для работы в архивах, для конспектирования разных текстов годились толстые тетради в клеенчатых обложках, то для самого главного (на мой взгляд), для замыслов и первых набросков будущих романов и повестей Юра почему-то выбирал тонкие школьные тетрадки.

На обложке одной из тетрадок написано: «Романы. Конспекты». 1965 год.

«Мало кому так повезло, как Горику: он учился в самой лучшей московской школе. Она была, разумеется, лучшей не по отметкам и поведению, какими отличались ее ученики – это все ерунда – а потому, что ни одна школа в Москве не была расположена в таком живописном, великолепном чрезвычайно ответственном месте: на Софийской набережной, как раз напротив Кремля. Здание было старинное, очень красивое, в нем и до революции помещалась гимназия. Перед домом был сад с большими деревьями, и сразу за оградой, за асфальтовой лентой набережной текла Москва-река и над нею возвышался недвижный и прекрасный, как переводная картинка, Кремлевский холм с башнями и дворцом. Этот дворец строго заглядывал в окна школы, и учителя часто использовали его молчаливое присутствие в своих корыстных, педагогических целях. «Мы должны помнить, – говорили они, – что находимся как бы под неотступным и зорким взглядом и было бы очень стыдно, ребята, именно нам, именно нашей школе...»

Набережная Москвы-реки была выложена серыми гранитными плитами, парапет тоже был гранитный.

Весною, когда открывался асфальт и апрельский воздух дышал теплом и каникулами, школьники выбегали на переменах без шапок, без пальто, во двор и на набережную. Особенно заманчивой была набережная. В ее просторе, залитом солнцем, в ее асфальтовой чистоте была какая-то тревожная притягательность.

Там, возле реки, носился ветер свободы. Выбегать на набережную запрещалось и однако...»

1 Горик. Школа. Набережная. Левка. Первое известие о пещерах.

Выговор – за хождение по парапету.

2 Вадим – девятнадцатилетний двоюродный брат Горика. Живет у них в семье. Его любовь. Он проводит ночь у Наташи и видит, как приехали за кем-то.