Из глубины

То, что я прочел об африканской экспедиции сэра Эмери Венди-Смита, целью которой было найти Мертвый Г'харн, подтвердило мое убеждение, что некоторые мифы и легенды отстоят не так уж далеко от исторических фактов. Если даже такой человек, как этот выдающийся антиквар и археолог, снарядил экспедицию, чтобы отыскать в джунглях город, который самые маститые специалисты считали мифическим! Его неудача ничего не значила по сравнению с тем фактом, что он все же попытался...

В то время как остальные насмехались над уничтоженной репутацией выжившего из ума исследователя, который вернулся из джунглей черного континента в одиночестве, я стремился воспроизвести его безумные фантазии, пересматривая доказательства существования Хирии и Г'харна и зарываясь в обрывочные сведения о легендарных городах и странах с такими невероятными названиями, как Р'льех, Эфирот, Мнар и Гиперборея.

С годами мое тело полностью исцелилось, и я из восторженного юноши превратился в ученого мужа. Не то чтобы я догадывался о том, что побудило меня заняться исследованием темных закоулков истории и причудливого воображения. Я знал лишь, что для меня есть что-то очень притягательное в том, чтобы заново открывать древние миры.

Прежде чем начать далекие путешествия, которые с небольшими перерывами заняли у меня четыре года, я купил дом в Мэрске, на самом краю йоркширских торфяников. В этом краю прошло мое детство, и унылые торфяники всегда вызывали у меня сильное чувство близости, которое мне было очень трудно объяснить. Почему-то там я чувствовал себя ближе к дому, бесконечно ближе к манящему прошлому. Когда мне время от времени приходилось покидать мои торфяники, я делал это со страшной неохотой. Но необъяснимый соблазн дальних краев и незнакомых названий манил меня за моря.

Сначала я посетил соседние страны, обойдя вниманием края своих грез и фантазий, но дав себе слово, что все это я увижу позже... Позже!

Египет со всеми его загадками! Ступенчатая пирамида Джосера в Саккаре, шедевр Имхотепа; древние гробницы давно умерших фараонов, загадочно улыбающиеся сфинксы, пирамиды Снеферу в Мейдуме и Хефрена и Хеопса в Гизе, тысячелетние мумии, задумчивые боги...

И все же, несмотря на все свои чудеса, Египет не смог надолго задержать меня. Песок и жара губительно сказались на моей коже, которая мгновенно загорела и загрубела почти за одну ночь.

Крит, нимфа прекрасного Средиземноморья... Тесей и Минотавр... дворец Миноса в Кноссе... Это было чудесно... Но того, что я искал, там не было.

Кипр с обломками древних цивилизаций задержал меня примерно на месяц. Именно там я обнаружил еще одно странное качество своего организма — удивительную ловкость в воде...

Я сдружился с группой ныряльщиков в Фамагусте. Каждый день они ныряли за амфорами и прочими реликтами прошлого в море у развалин на юго-восточном побережье. Поначалу то обстоятельство, что я мог оставаться под водой втрое дольше, чем самые искусные из них, и заплывать дальше без маски и ласт, лишь изумляло моих друзей; но через несколько дней я заметил, что они охладели ко мне. Они были не в восторге от моего безволосого тела и удлинившихся, как казалось, перепонок между пальцами моих рук и ног. Им не нравилась шишка, выпиравшая сзади из моего купального костюма, и то, что я разговаривал с ними на их собственном языке, хотя никогда в жизни не учил греческого...

Настала пора двигаться дальше. Мои странствия водили меня по всему миру, и я стал чем-то вроде специалиста по мертвым цивилизациям. Работа стала единственной радостью в моей жизни. Потом, в Петри, я услышал о Безымянном городе.

Далеко в Аравийской пустыне лежал Безымянный город, разрушающийся и безмолвный, чьи низкие стены почти занесли пески бесчисленных эпох. Именно это место безумный поэт Аль-Хазред увидел в снах в ту ночь, после которой сложил свое загадочное двустишие:

То не мертво, что вечно пребывает,

В веках и смерть сама, бывает, умирает.

Мои проводники-арабы решили, что я тоже сошел с ума, когда я не прислушался к их предостережениям и продолжил поиски этого Города Дьяволов. Их быстроногие верблюды в мгновения ока унесли их прочь, когда они заметили странную чешуйчатость моей кожи и некоторые другие вещи, которые заставляли их чувствовать себя в моем присутствии неспокойно. Кроме того, их, как и меня самого, привела в замешательство та сверхъестественная беглость, с которой я говорил на их языке.

О том, что я видел и делал в Кара-Шере, я писать не стану. Будет вполне достаточным сказать лишь, что я узнал о таких вещах, которые снова заставили меня пуститься странствовать в поисках Сарната Обреченного в том краю, который когда-то был землей Мнар...