Из истории эстетики и общественной мысли (Джамбаттиста Вико, Собрание сочинений в трех томах, Том 2)

Другим вариантом картезианской идеи прогресса, перешедшей отчасти к просветителям XVIII века, был взгляд Фонтенеля. Он отделяет эпоху воображения и поэзии от последующего века прозы и механических искусств (промышленности). Но отсюда следует, что поэзия стала уже невозможной, ибо она - результат невежества и отсталости. Этот вывод действительно сделали современники Вико во Франции. Они отвергали все, что противоречит сиятельной прозе царствования . Даже защищая Гомера от нападок последователей Декарта, мадам Дасье Людовика XIVсравнивает внутреннюю стройность "Илиады" с планировкой Версаля. Общей идеей времени было убеждение в том, что мифы древних - детские сказки. Что касается поэзии, то все ее условные требования, рифмы и размеры - нелепое стеснение. Для того чтобы лишить себя возможности точно выражать свои мысли, люди изобрели специальное искусство. Поэзия враждебна разуму, говорит Ламот. Не довольствуясь исправлением "Илиады", он пишет собственные произведения - оды и трагедии - в прозе. Чем больше развивается разум, тем меньше места для воображения. Последние поэты будут философами, предсказывал аббат Трюбле в 1735 году15.

Итак, не только мифология - сама поэзия враждебна цивилизации. Поэтическое творчество основано на воображении, оно обманчиво. Это ложь, а всякая ложь, даже приятная, может скорее принести вред, чем пользу. Так определяет значение поэзии знаменитый Жан Леклерк, которого Вико почтил латинским посланием. Прогрессивное развитие народов отбрасывает поэзию как пережиток темных баснословных времен древнейшей истории. Но открытие той истины, что греки гомеровских времен были дикарями, имело также неожиданные и полезные для исторической мысли следствия. За девять лет до появления "Новой науки" в Париже вышла книжка аббата д'Обиньяка, в которой уже доказывалось, что произведения Гомера суть беспорядочное собрание басен, распевавшихся на ярмарках слепыми, и что сам Гомер никогда не существовал.

Эти итоги популярной философии до некоторой степени подготовили выводы "Новой науки", хотя, как мы увидим ниже, выводы ее были совсем другие. К началу XVIII столетия идея непрерывного развития цивилизации (сам термин еще не устоялся) уже вошла в привычку, а с этой идеей неразрывно связана критика предшествующих форм общественной жизни, варварски-героических и феодальных порядков. Как уже сказано выше, традиционные представления об историческом прошлом народов утратили свою достоверность в глазах ученых. Мировоззрение прежних эпох было отвергнуто как нелепый клубок предрассудков и химерических представлений. Мы знаем также, что поэзии, силе воображения и чувственному восприятию мира новая философия предпочитала трезвую ясность идеи и прозаический характер изложения. Вместе с темными временами древности были осуждены предания и сказки простого народа, остатки средневековой народной драмы и все, что напоминало вакхический хоровод прошедшей жизни, по выражению Гегеля.

Философия торжествующей прозы обладала своеобразным величием. Ее по-своему разделяли величайшие представители метафизики XVII столетия и даже такие противники рационализма, как Локк, для которого поэтическая форма лишнее стеснение. В этом с ним согласен и Лейбниц, несмотря на переворот, совершенный его теорией малых и темных представлений, позволившей Баумгартену построить первую эстетику как "низшую гносеологию".

Здесь впервые в наивной, почти схематической форме проявилась двойственность нарождающегося буржуазного сознания. С одной стороны, действительное освобождение мысли от темной доисторической бессмыслицы поэтических времен - времен Ахиллеса и Роланда, языческой и христианской мифологии. И наряду с этим движением вперед - новая мифология механистического воззрения, нелепые выдумки взбесившегося рассудка, враждебного творческой энергии, свободной игре духовных способностей человека. Кабинетная тупость и спесь одичавшего индивидуального сознания, далекого от чувственно практической жизни народа, породили метафизическое, одностороннее представление о прогрессивном развитии духовной культуры как монотонной функции, меняющейся в одном и том же направлении. Маркс отвергает это представление в "Теориях прибавочной стоимости": "Так, капиталистическое производство враждебно известным отраслям духовного производства, например искусству и поэзии. Не учитывая этого, можно прийти к иллюзии французов XVIII века, так хорошо высмеянной Лессингом. Так как в механике и т.д. мы ушли дальше древних, то почему бы нам не создать и свой эпос? И вот взамен "Илиады" появляется "Генриада"16.