Из одного металла

Петр шел следом за ним, то и дело оглядывался на оставшуюся у полуразрушенного каменного фундамента тридцатьчетверку, прощался с машиной. Ведь столько боев она служила экипажу верой и правдой! Сколько много трудных километров фронтовых дорог намотали на себя ее надежные гусеницы! И вот теперь...

Представил, как, возможно, уже через час в ней буду хозяйничать гитлеровцы. Как под гогот солдатни в ненавистных мундирах какой-нибудь крестастый «тигр» вытащит ее на тросе из окопа. И как потянет за собой. В плен...

И не выдержал. Остановился, каким-то не своим голосом произнес:

— Командир! Разреши мне остаться! Честное слово, не могу! Будто живого товарища на произвол судьбы оставляю. Разреши!..

Старший лейтенант пристально посмотрел в глаза своему механику-водителю, видимо, прочитал в них такую нестерпимую душевную боль, что даже смешался, крутанул лобастой головой, сказал глухо:

— Хорошо, возвращайся. Хотя... погоди-ка. — И — стрелку-радисту: — Ляхов, передайте Трайнину пулемет и коробки с лентами. Мало ли чего... — Хлопнул Петра по плечу. — Давай, охраняй нашу любушку. А я, как малость стихнет, проведаю тебя...

Вновь оказавшись в танке, Трайнин первым делом надежно задраил все люки. Установил на место курсовой пулемет, заправил в него ленту. И лишь после этого, усевшись на командирское сиденье, огляделся через смотровые щели...

Бой уже шел на спад. Метрах в шестистах впереди пылали, а то и просто стояли, безвольно уронив хоботы своих пушек, фашистские «тигры» и «пантеры». Петр насчитал шесть подбитых машин. Остальные, уцелевшие, тоже отползли подальше от сельской окраины и теперь издали вели вялый, скорее отвлекающий огонь. Меж чадящих машин группами и в одиночку перебегали вражеские автоматчики, прячась за броню от минных разрывов.

И вдруг... Петр даже изумленно и тревожно охнул, заметив метрах в двадцати, за развалинами полусгоревшей бани, рогатые вражеские каски. Вот это номер! Неужели гитлеровцы нацелились на его танк? Или просто эта группа думает просочиться в село?

Мысли еще метались, а Петр уже действовал. Соскользнул с командирского сиденья, быстро пробрался к курсовому пулемету, держа палец на спуске, выжидал.

Гитлеровцы пошли. Настороженно озираясь, цепочкой кинулись... нет, не к танку, его они, видимо, считали уже безопасной стальной коробкой, а в направлении крайних домов. И тут из танка по ним длинной очередью ударил пулемет.

Из всей группы назад ушло двое или трое фашистов. Спасла их подбитая «пантера». Враги скрылись в дыму, а потом уползли за броню.

Отогнав гитлеровцев, Петр снова вернулся в боевое отделение. Попробовал маховик поворота башни. Безрезультатно. Башню заклинило намертво. Подергал подъемный механизм орудия и ему удалось поднять его сантиметра на два. Присмотрелся. Достал кувалду, зубило. Через минуту работы орудие стало свободно перемещаться по вертикали. И это уже хорошо.

Вовремя он управился! Гитлеровцы, видимо, решили разделаться с неподвижным, но мешавшим им танком, выкатили па прямую наводку противотанковое орудие. Да не рассчитали: выкатили как раз по фронту. Петр Трайнин, ни разу до этого не заглядывавший в прицел орудия, навел точно: угольник — в центр цели. Нажал на педаль спуска (снаряд-то, он знал, был уже в казеннике), и вражеская пушка, подброшенная разрывом, завалилась на бок. Надо же, попал!

Сам — погибай, но товарища выручай

Наступило утро 8 октября. За три дня беспрерывных боев фашисты выдохлись, отошли на исходные позиции. И просчитались. В ночь на 8 октября на плацдарм в районе Страхолесья переправились главные силы 77-го стрелкового и 1-го гвардейского кавалерийского корпусов.

И не только переправились, но сразу же выбили противника из ряда населенных пунктов, почти вдвое расширив по фронту удерживаемый плацдарм.

Вслед за этими соединениями вступила в бой и 150-я отдельная танковая бригада. Благодаря неимоверным усилиям ремонтников в строй было поставлено семнадцать танков. Отремонтировали и тридцатьчетверку старшего лейтенанта Назаренко.

А затем был бой за Горностайполь. Фашистов из села выбили довольно легко: успех решили и уменье и превосходство в силах.

Этим и закончились бои, о которых в сводке Совинформбюро за 8 октября было сказано предельно кратко: «В полосе среднего течения Днепра наши войска продолжали вести бои по расширению плацдармов на правом берегу реки в прежних районах...»

В прежних районах... Для Петра Трайнина за этими скупыми строчками таилось очень многое! За ними была героическая гибель капитанов Резцова и Черновола, лейтенантов Ткача, Паплина, Калачева и Эренбурга, младших лейтенантов Черненко, Батырова и Ежкова. Но с особой болью он переживал гибель механиков-водителей старшин Абдурашидова и Гудкова. Ведь еще вчера они вместе обсуждали свои дела, а сегодня...

Особенно тяжело переживал он гибель старшины Гудкова. По рассказам очевидцев Петр знал, что во время боя старшина был тяжело ранен. А когда механик-водитель еле выбрался из танка, его окружили фашисты, и тогда он, собрав последние силы, подорвал гранатой врагов и себя.