Из переписки М.А. Алданова и Е.Д. Кусковой

Душевно вам преданная, Екатерина Прокопович.

29 января 1947

Дорогая Екатерина Дмитриевна.

Простите, что с опозданием отвечаю на Ваше интереснейшее письмо от 9 января. Я с той поры переехал в Ниццу, нашел здесь небольшую квартиру — впредь до нового переезда — и долго наслаждался, ничего не делая, югом, — пока и здесь не установилась настоящая стужа и пальмы не покрылись снегом.

Очень рад, что Вы пишете воспоминания, и очень сожалею, что не хотите их печатать. Я знаю, что всего печатать нельзя, что всех нас связывают и личные отношения, и политические соображения. Думаю однако, что многое напечатать и можно, и нужно. Относительно Скобелева совершенно с Вами согласен. Керенского я очень люблю лично и вполне искренно считаю его выдающимся человеком. Ваш отзыв о последней книге «Нового Журнала» меня огорчил. Я никак не назвал бы статью Федотова «болтовней»: ведь и Вы не отрицаете его таланта и учености. Но мне все менее понятно, чего же он собственно хочет. Я в Нью-Йорке очень часто спрашивал политических деятелей и публицистов, хотят ли они войны межу Россией и С.Штатами. Все отвечали: нет. Знаю только одного человека (левого), ответившего: да, — и этот человек не Федотов, и он в «Новом Журнале» ни разу ни одной строчки не напечатал. Если люди в частных беседах (в печати ведь всего не скажешь) говорят «нет», то я не вижу ни малейших оснований им не верить. Между тем начало последней статьи Федотова трудно вообще понять, если не думать, что он — теперь, в пору атомных бомб — именно хочет войны с Россией. Должен сказать, что я поэтому не без некоторого злорадства прочел в последнем номере «Свободной Мысли» примечание Мельгунова к статье Карташева. Правда, оно относится к церковному вопросу, в котором я никак не компетентен. Но оказывается, что и Федотов «цепляется за Москву» и что он в некоторых отношениях еще дальше пошел в направлении на Каноссу, чем участники визита 12 февраля{50}

! Говорится и о его «детской наивности» (надо, очевидно, читать: «глупости»).

Кто-то сказал мне, что Вы и Сергей Николаевич подумывали о приезде в Жуан-ле-Пэн{51} или даже о переезде сюда, в дом, устроенный Роговским. Я позавчера побывал в нем. Бунин, собирающийся на юг, просил меня посмотреть на этот дом. Комнаты там недурные, мебели достаточно, большого комфорта, конечно, нет, но его теперь во Франции нет вообще. Живущий там Рысс{52} сказал мне, что еда хорошая и здоровая. Цены баснословно дешевые: с Бунина будут брать три тысячи франков в месяц за полный пансион! При доме хороший врач: доктор Беляев. Он тоже там живет. Пока жильцов человек десять, как будто все образованные, не навязчивые люди. Главный недостаток: при нынешней погоде в доме очень холодно. Месяца через два лучше ничего и желать нельзя будет (в нынешних обстоятельствах). От Ниццы в Жуан-ле-Пэн полчаса езды в автокаре. Вот было бы приятно увидеть Вас здесь! Впрочем, мы с Т.М.{53}

сами не знаем еще, сколько времени пробудем здесь. Квартиру мы сняли без всякого обязательства: можем уехать когда угодно. Говорят, что в Ниццу собирается и Василий Васильевич{54}?

Возвращаюсь к «Новому Журналу». Я теперь только сотрудник и больше никакого отношения к редакции не имею. Но я не сомневаюсь, что М.М. Карпович был бы очень, очень рад Вашему участию в журнале. Если он без всякой оговорки поместил эту статью Федотова (а уж он наверное войны не хочет), то разногласия с Вами никак препятствием быть не могут. Все ли книги Вы читали? Первые давно разошлись. Вам не понравился Бунин. Однако некоторые рассказы, помещенные им у нас, настоящие шедевры («Таня», например). Я не слыхал, чтобы парижская молодежь выносила резолюции против его «порнографической книги»?! Так ли это? Бунин чрезвычайно искренний человек и в жизни, и в литературе. Его сейчас интересуют только две темы: физическая любовь и смерть. Он только об этом и пишет. («Ловчий» — исключение).

Огорчили Вы меня известием о Т.Л. Толстой. Я мало знал ее, но встречался. Кстати (или некстати), немного знал и Коллонтай. Один раз был в Петербурге ее соседом на обеде у Горького, — очень давно это было. Она тогда была необыкновенно хороша собой.

Мы оба шлем сердечный привет и лучшие пожелания Вам и Сергею Николаевичу.

31.1.1947

Дорогой Марк Александрович!