Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

Мой роман — его окончательное название «Под знаком незаконнорожденных» — отправлен в печать. Второй экземпляр рукописи более или менее расчленен (кое-что, думаю, будет опубликовано в журналах), поэтому я по-прежнему не могу прислать тебе роман целиком. Что-то мне подсказывает, что было бы лучше всего, если бы ты судил о романе только по его окончательной — если не по изданной, то хотя бы по корректурной — версии, тем более что первые главы я существенно изменил. Так что можешь считать, что романа ты еще не видел. Хочу, чтобы он попал к тебе целиком и стал настоящим сюрпризом — своего рода свадебным подарком.

Et maintenant — en garde[83]. Отказываюсь понимать, отчего тебе нравятся книги Мальро. Или это шутка? Или литературный вкус — вещь столь субъективная, что два разумных человека расходятся по столь ничтожному поводу? Твой Мальро — самый обыкновенный третьеразрядный писатель (но хороший, добрый, очень приличный человек). J'ai dressé[84] небольшой список вопросов (относительно «La Condition Humaine»), на которые жду от тебя ответа.

1. Что это за прелюбопытные couvertures, в которые enveloppés femmes, enfants et vieillards[85]? Боже, что за сочетание! Сочетание, повторяющееся в десятитысячный раз! И где, чёрт возьми, автор видел, чтобы чихали на морозе?

2. Что прикажешь понимать под grand silence de la nuit chinoise (попробуй заменить: de la nuit américaine, de la nuit belge[86]

и т. д., и посмотри, что получится, и, пожалуйста, не забудь, что Китай состоит из огромного числа биотически разных областей). С детства помню поразившую меня надпись золотыми буквами: Compagnie Internationale des Wagons-Lits et des Grands Express Européens. Так вот творчество Мальро принадлежит к Compagnie Internationale des Grands Clichés[87].

3. Разве сверчки (проклятый Богом сверчок — приевшаяся примета местного колорита), éveillé[88] из-за прихода одного из действующих лиц (с. 20), а также комары (с. 348), могут появиться ранней весной в Шанхае? Очень сомневаюсь.

4. Ты никогда не замечал, как плохие писатели силятся придать индивидуальность своим (безнадежно аморфным) персонажам, наделяя их каким-нибудь речевым трюком (подобно тому, как Голсуорси, или Хью Уолпол^{92}, или какой-нибудь еще английский середняк снабжали кого-то из своих героев собакой и вынуждены были

потом всякий раз, когда герой появлялся, на эту собаку ссылаться)? Никогда не поверю, что ты в состоянии вынести постоянно встречающиеся bong Тчена, 'bsolument Катова и прочие soi disant[89] особенности речи, от которых меня передергивает (все они весьма типичны для автора, который, подобно Мальро, начисто лишен чувства юмора). Этим приемом широко пользуются русские (советские) писатели в трогательном стремлении придать некоторую оригинальность или привлекательную черту тупо сдержанным, волевым, бескомпромиссным коммунистам, которых они изображают; то же самое делают и авторы детективов со своими сыщиками.

5. Какого рожна дал он своему русскому bonhomme[90] фамилию, кончающуюся на «в» и производную — чего он, разумеется, не знал (я называю это la vengeance du Verbe[91]

) — от старого русского слова «кат», которое означает «палач»? Быть может, он позаимствовал «Schatow» из немецкого перевода (или из французского перевода, воспользовавшегося немецкой транслитерацией) романа Достоевского и заменил первые согласные на «к» от Каляева^{93}. La vengeance pure du Verbe bafouillé[92].

6. Что следует понимать (с расовой, политической, визуальной, любой другой точки зрения) под Russe du Caucase[93] (с. 101), каковой является чрезвычайно несносная любовница французского капиталиста-индивидуалиста, почерпнутого у Лоти и Декобра? И как тебе нравится «beau visage d'Américain un peu (скажем, процента на три) Sioux»[94]?

7. Фраза «quand j'étais encore socialiste-révolutionnaire»[95]

, оброненная между делом коммунистом Катовым (как сказала бы лягушка: когда я была еще головастиком), разумеется, напрочь лишена смысла и филогенетически, и онтогенетически, но, вероятно, понадобилась, чтобы попытаться объяснить его склонность к террористической деятельности.

8. Неужели ты и в самом деле отказываешься признать, что «La Condition Humaine» (равно как и его же «Temps du Mépris»[96]) — это сплошное нагромождение штампов? Проанализируй тривиальность таких предложений, как «jamais il n'eut cru» и т. д. (с. 202) или «il fallait revenir parmi les hommes»[97] и бессчетное число прочих пошлостей (веера однотипных, невнятных пошлостей в современном стиле вроде simplicité héroïque — qu'il mourut[98].)

9. A chevo stoiat odni eti zagolovki: Minuit, Trois Heures du Matin[99] и т. д.!

10. Ты читал Пильняка, Лидина, Всеволода Иванова и других потомков Савинкова и Андреева, то есть писателей первого советского десятилетия, которые любили переносить действие в Китай и делали это куда лучше?