Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

16 Фаррар-стрит

Кембридж, Масс.

29 февраля 1957

Дорогой Володя,

лежу с бронхитом и ларингитом уже почти две недели, поэтому я, скорее, dear drug, чем dear друг[174]. Поехал в Нью-Йорк на репетицию «Распутной молитвы», которую поставили в Нью-Йоркском университете, и там у меня случился рецидив. Как это характерно для англичан — принимать меры для запрещения английских книг во Франции! Абсурд! Ты не следишь за судебными процессами в Верховном суде, касающимися запрета на книги? Верховный суд только что принял решение о неконституционности одного из местных мичиганских законов против «неприличных» книг. Если к такому же выводу Верховный суд придет и на двух других процессах (один из них — нью-йоркский), я смогу переиздать «Округ Гекаты», а ты — опубликовать в Америке «Лолиту». Вот тебе очередной монархический курьез. Не устаю удивляться.

Всегда твой

ЭУ.

Мы провели очень приятный вечер с Романом и Дмитрием; Дмитрий, по-моему, отличный парень.

__________________________

16 Фаррар-стрит

Кембридж, Масс.

17 марта 1957

Дорогой Володя,

появление «Пнина» немного взбодрило наше расстроенное семейство. С тех пор как мы сюда приехали, нас преследуют несчастья: последнее время все болеют, я опять потерял голос — не говоря о прочих невзгодах, из коих главная — смерть нашей старой собаки Бамби. «Пнин» поэтому явился как нельзя более кстати. Книга, по-моему, очень хороша, к тому же ты, наконец-то, установил связь с великим американским читателем. Думаю я так потому, что в рецензиях, которые попались мне на глаза, говорится одно и то же: никто не озадачен, все знают, как реагировать. По какому-то чудесному стечению обстоятельств, картинка на обложке также превосходна. В этом письме ты найдешь кое-какую правку и предложения. Имеются в книге и столь присущие «Даблдею» опечатки, но их меньше, чем обычно. Теперь, может статься, возникнет интерес и к «Лолите». Роман «Человек с огоньком»^{183}, еще одна книга из той же серии (ее мне прислали вместе с «Лолитой», и она показалась мне макулатурой), только что на законных основаниях вышел в Англии, и рецензенты пишут о нем с уважением. То, что английское правительство просит французов защитить английских туристов от дурных книг, а французы идут им навстречу — это, разумеется, полнейший бред. <…>

Привет Вере. Елена требует, чтобы я передал тебе, что «Пнин» ей ужасно нравится.

Всегда твой

ЭУ.

__________________________

24 марта 1957

Дорогой Кролик,

с тупо-тусклым холодом в голове, хриплый, как лошадь[175], я на днях, продираясь сквозь туман в горле, читал лекцию о «Мемуарах из мышиной норки» [«Записках из подполья». — А. Л.] Достоевского, а потому всем сердцем тебе и твоей семье сочувствую. Не забывай о себе, друже (надеюсь, ты знаешь этот замечательный звательный падеж). <…>

Я с головой погрузился в своего «Онегина» и обязан закончить его в этом году. Наконец-то я нашел правильный способ переводить «Онегина». Этот — уже пятый или шестой вариант перевода. Теперь правлю и его, изгоняя все, что честность считает гладкописью, и привнося нескладность — первооснову голой истины.

Ропщу на стихии пространства и времени, что мешают нам видеться чаще.

Привет от Веры и от меня Елене и тебе.

Твой В.

__________________________

Уэллфлит, Кейп-Код

Массачусетс

12 июня 1957

Володе:

1) Нигилист произносится так, как произношу его я — не «ниигилист»; посмотри любой словарь.