Читаем Из пережитого полностью

   Я сказал, что хорошие мужики сокращают свои расходы, когда видят, что хозяйство их не оправдывает. Можно и в государстве сократить, чтобы не влезать в новые долги.

   -- Что можно, дружок, то давно уже сделано, а что не сделано, того, значит, и сделать нельзя, -- возразил он. -- В деревне-то вы все за одно: "сократить можно!" -- опять передразнил он, -- а как попал из деревни на фабрику, так забастовки устраивать, прибавки просить. Кого нам слушать-то?

   183

   -- Вот социалисты и мечтают о таком государстве, где бы все противоречия сглаживались, -- засмеялся Лопухин, -- в деревне-то он сидит и ничего не знает, а в город придет, его и просветят наизнанку...

   Я сказал, что о социализме кое-что знаю, даже "Труд и капитал" Маркса читать брался...

   -- А, а, -- вот оно что! -- не удержался генерал. -- Да ты, дружок, не такой уж дурак, как кажешься по своей одеже.

   -- Позвольте мне, ваше превосходительство, -- с жаром сказал прокурор, подсаживаясь ко мне вплотную. Ты нам вот и скажи от мужицкой совести: пойдут мужики за социалистами? -- спросил он меня по-дружески.

   Я сказал, что еще в этом не разобрался, так как "Труд и капитал" прочитать не мог, больно суховат он, души в нем нет и одною арифметикой начинен. Однако, говорю, как будто ничего, если бы все можно было так устроить, и в деревне мужики лучше бы жили. Только невозможно этак. В людях греха много, зла, а Маркс с этим не посчитался, утопию сочинил...

   -- Вот вам настоящий крестьянский ответ, ни да, ни нет, -- торжествующе сказал Лопухин. -- Жаль только что и в деревне разного сброда много, а на таких наше государство крепко бы было...

   -- Я тебе по чистой совести говорю, дружок, -- перебил его генерал, -- в сани этой сволочи никогда не садись, хорошим мужикам не по пути с ними. Мужики работать любят, свою землю любят, а они соловья баснями кормят и грабеж проповедуют. Если бы они любили труд, они бы любили и свое трудовое добро, а как они шаромыжники, то им и не жалко чужой собственности. Выходи все желающие и бери готовое, чего же еще лучше!!! Вы трудитесь, землю приобретаете, а они вас враз обчекрыжат!

   Я осмелился возразить "его превосходительству", что это не совсем так в социализме. Может, говорю, и верно, что в драке волос не жалеют, что в переходные моменты от одного к другому и бывают всякие безобразия, но что вообще-то в самой сущности социализма никакого грабежа не полагается...

   -- Вообще-то, -- передразнил он меня, -- мы не знаем, что может быть, а вот в этой драке-то они вас съедят живыми; они разорят вас; они ваш хлеб на корню скупят; они вас налогами задушат, они вас голодом поморят...

   -- Ваше превосходительство слишком мрачно смотрит на социалистическую сказочку, почему вы так думаете,

   184

   что все это так может быть у них на деле? -- спросил генерала Лопухин, снова присаживаясь на стул.

   -- Почему? Они спрашивают почему? -- генерал замялся и даже покраснел. -- Тогда позвольте вам сказать: потому что тогда всякая сволочь во власть полезет, вся улица вот сюда придет и на них обрушится! Так вы это и зарубите у себя на носу, -- сказал он мне, передохнувши и тоже собираясь уходить.

   -- А мы с вами где будем, ваше превосходительство? -- сказал один полковник (из двух присутствующих), вставая ему навстречу и давая какие-то бумаги.

   -- Нам с вами они пшик сделают и съедят после первой выпивки, -- сказал генерал смеясь, -- на нас они не задержатся и улице на посмешище отдадут. А вот с ними им посчитаться придется, -- указал он на меня, -- за ними сила -- их всех не перекушаешь.

   Прокурор стал тихо говорить Лопухину о том, что уместны ли такие разговоры при посторонних, намекая на меня и отдавая распоряжение, чтобы меня увели на время. Старик генерал это понял и сказал:

   -- Ничего, ничего, не стесняйтесь, господа, это земля наша родная и крови боится, а потому и не может быть нашим врагом...

   -- А "ихним" как, ваше превосходительство? -- спросил прокурор.

   -- Больше ихним, чем нашим, -- отвечал тот, -- потому мы не имеем догмы и по человечеству судим, а они на одном коньке едут и давят всех, кто в их конька не верует, однобоки они в своих догмах.

   Когда меня уводили и я одевался в дверях, я видел, как все это начальство вплотную окружило старика генерала и наперебой в чем-то его убеждало и спорило.

   -- Народ -- зверь, он пойдет за каждым, кто больше насулит...

   Это была последняя фраза, какую мне удалось расслышать. Выводившие меня жандармы были в повышенном настроении, они подходили к боковой двери комнаты и кое-что слышали.

   -- Что-то с тобой по-особенному наш генерал разговаривал, ты, знать, к социалистам близок? -- спросил меня один из них.

   -- Наверно, из студентов, только под мужика вырядился, -- отозвался другой, -- теперь все социалистами стали, только по-разному называются, одни есдеки, а другие есеры, а в общем все плуты да шаромыжники. Мы, говорит, не грабим, а экспроприируем...

   185

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное