Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Формально Врангель продолжал возглавлять военные контингенты разбитой армии вплоть до своей смерти, последовавшей в Брюсселе в 1928 году. В свою очередь эти контингенты продолжали считать его главнокомандующим тоже формально и тоже до этой даты. Но истинным выразителем дум и чаяний белого офицерства и его душою уже в ту пору сделался Кутепов, к которому после смерти Врангеля перешло автоматически командование этой призрачной армией.

Кутепов, уроженец одной из крайних северных губерний бывшей Российской империи, не был ничем примечателен ни в первую мировую войну, ни в гражданскую. Он имел неполное гимназическое образование, затем прошёл курс юнкерского училища, откуда был выпущен подпоручиком в один из армейских полков. После Февральской революции, нанёсшей удар аристократической касте гвардейских офицеров, его перевели в старейший гвардейский полк старой армии — Преображенский. В первую мировую войну Кутепов решительно ничем не выделялся из остальной офицерской массы. Вместе с другими контрреволюционно настроенными офицерами он в конце 1917 года пробрался на Дон, где в то время формировалась «добровольческая армия», и в качестве командира роты одного из офицерских полков совершил вместе с Корниловым так называемый «ледяной поход».

В гражданскую войну офицерская карьера в белой армии часто делалась с головокружительной быстротой. Поэтому нет ничего удивительного, что, быстро пройдя должности командиров батальона, полка и начальника дивизии, он к моменту занятия деникинской армией юга России летом 1919 года был уже командиром корпуса. Но ни в тот период, ни в последующие вплоть до окончательного разгрома белой армии он не пользовался среди боевой части белого офицерства большим авторитетом. В противоположность белым генералам Туркулу, Манштейну, Скоблину за ним не числилось ни одного крупного боевого успеха. Зато в тыловой жизни он был грозою всего подчинённого ему офицерства и генералитета.

Для поставленной Врангелем цели это был самый подходящий человек. В первом же своём слове, обращённом к деморализованным офицерам и солдатам, обитателям галлиполийского лагеря и города Галлиполи, Кутепов заявил, что ничего особенного не случилось; что крымская катастрофа — сущий пустяк; что вскоре последует десант и вновь начнётся прерванная на короткий срок борьба с ненавистной Советской властью; что в успехе этой борьбы нет и не может быть никакого сомнения; что вскоре в армии вновь будут, как и в царские времена, 52 номерные дивизии…

А сейчас — прежде всего такая же воинская дисциплина, как и в благословенные царские времена. Никому никаких поблажек. За малейшее нарушение её — арест и содержание на гауптвахте, за более крупное — разжалование в солдаты, за очень крупное — расстрел.

В каждом своём приказе, в речах на парадах, в беседах с офицерами он вбивал им в голову любезные их уму и сердцу идеи, что военная каста — высшая из всех существующих в человеческом обществе; что они — корниловцы, марковцы, дроздовцы, алексеевцы — «соль земли» и что с великодушной помощью этой «соли» Россия и русский народ будут спасены от «порабощения большевиками».

Авторитет Кутепова стал быстро расти. Для деморализованной и претерпевшей психический шок белоофицерской массы он сделался идеалом военачальника, а в будущем — диктатора России. К концу «галлиполийского сидения» он был в глазах этой массы естественным главой всего зарубежного белого воинства. Таким он в её представлении остался вплоть до его исчезновения в Париже в 1930 году.

Кутепов рьяно принялся за устройство галлиполийской лагерной жизни. Сам он расположился со своим штабом на городской территории Галлиполи. Для размещения многочисленных штабных отделов и подотделов были сняты частные помещения. У Врангеля для этой цели денег было достаточно: казна его, питавшаяся в своё время фунтами стерлингов, сыпавшимися в изобилии с Британских островов, ещё не опустела. Там же в городе расположились вывезенные вместе с остатками разбитой армии шесть юнкерских училищ всех родов оружия (хотя и безо всякого оружия), технический полк, три офицерские школы, железнодорожный батальон, госпитали, хозяйственные и подсобные учреждения.

Для основной массы эвакуированных на Галлиполийский полуостров врангелевских контингентов французское командование отвело пустынную долину в семи километрах от города. Здесь в первые же дни после высадки вырос целый город белых палаток, выделенных, как было выше сказано, в порядке «гуманности» по распоряжению французского правительства французскими интендантами.